Юго-запад
Шрифт:
— Теперь вижу, — кивнул Виктор.
«Неужели решили прорываться? »
Он сел, сказал по ТПУ радисту:
— Каневский, доложи в штаб: противник предпринял попытку прорыва. Всем экипажам — к бою!
Арзуманян закрыл люк и включил внутреннее освещение.
— Осколочным! — скомандовал Мазников.
Неподалеку от «тридцатьчетверки», захлебываясь, заработал станковый пулемет. «Пехота начала», — понял Виктор, прилаживаясь к прицелу.
Улица, по которой ползли немцы, была уже озарена светом ракет, и па ее середине, вспыхивая,
— Готов! — доложил Арзуманян.
— Огонь!
.... До самого рассвета в северо-западной части Буды, за Розовой горой, не смолкая, перекатывалась ружейно-автоматная и пулеметная стрельба. Огонь артиллерийских и минометных батарей, стоявших в будайских предместьях Обуда, Пипотмезе и Зуглигет, расшвырял обе немецкие колонны, пытавшиеся вырваться из города в леса дунайской излучины и пробиться к войскам 6-й немецкой армии. Остатки 9-го горнострелкового корпуса СС, немецких и венгерско-салашистских полков и дивизий стали уходить в подземелья Буды, закрепляться в районе королевского дворца, зданий государственного архива и бывшего министерства внутренних дел. Целые роты сдавались в плен и, прибывая под конвоем на сборные пункты, часами толпились около полевых кухонь.
К утру двенадцатого февраля батальон Бельского занял несколько новых кварталов и во второй половине дня получил маленькую передышку. Всех раненых отвезли в санчасть, пополнились боеприпасами, а часам к пяти приехал со своей кухней Никандров.
Взвод Авдошина занял небольшой двухэтажный особнячок. Как раз на стыке со вторым батальоном бригады. В доме не осталось ни одного целого стекла, и по комнатам вдоль и поперек гулял сырой сквозняк.
— А что, товарищ гвардии сержант, может, сегодня за Будапешт приказ будет? — сказал Бухалов, сидевший на полу спиной к стене и по-турецки поджав ноги. — Дело-то вроде к концу подходит. Как вы думаете?
— Похоже, что к концу.
— Дадут нам «Будапештских»?
— Должны.
— Это здорово будет! — Бухалов мечтательно ухмыльнулся, — Приеду я с войны обратно в свой Воронеж, спросят: где служил, Леонид Васильевич? В Н-ском гвардейском Будапештском механизированном корпусе! Это я понимаю!..
— Товарищ гвардии сержант! — позвал вдруг стоявший возле окна солдат. — Противник!..
— Где?
— Вон... перебегают.
Солдат приложился было к автомату.
— Погоди! — остановил его Авдошин, подходя к окну.
Действительно, в самом конце улицы мостовую один за другим перебежало несколько немецких солдат.
— В тыл, что ли, к нам хотят? — раздумывая, сам у себя спросил Авдошин. Потом обернулся к двери. — Гелашвили!
Отар Гелашвили, командовавший теперь бывшим авдошинским отделением, стремительно влетел в комнату:
— Я!
— Трех человек и — со мной!
— Есть!
Минут пять спустя Авдошин, Гелашвили, Бухалов и еще два солдата, пригибаясь и держа наготове автоматы, пробрались по пустынному
Немцы по двое шли вдоль низенького садового заборчика, растянувшись в длинную унылую колонну. Их было человек сорок. Авдошин упал на снег и коротким жестом приказал остальным: «Ложись! »
— Покосим, а? Товарищ гвардии сержант! — прошептал подползший к нему Бухалов. — В один момент покосим.
— Отставить! Передай по цепи: как я поднимусь, дать очередь. Только повыше. Надо живьем взять.
— Есть!
Подождав немного, Авдошин оглянулся. Гелашвили рукой показал, что все в порядке, приказ понят.
Немецкие солдаты, ничего не подозревая, продолжали спокойно идти вдоль заборчика.
«Пора! » — сказал себе Авдошин, когда до них осталось метров сто. Он вскочил, и в ту же секунду за его спиной полоснули очередями четыре автомата. Немцы заметались, падая в мокрый снег.
— Хенде хох! — заорал помкомвзвода.
Он стоял между деревьев, как сказочный богатырь, широко расставив ноги и не сводя с немцев автомата. Один из немецких солдат, бросив винтовку, встал с поднятыми руками и отрывисто, задыхаясь, выкрикнул:
— Мы... идем... русска плен!..
На его почерневшем заросшем лице скользнуло что-то наподобие улыбки. Он оскалил желтые зубы и повторил:
— Мы идем русска плен... Кушать... Гитлер капут!
— Что, приспичило? — весело спросил Авдошин. — Поумнели?
Немец не понял его, пожал плечами, оглянулся на своих. Те, тоже побросав оружие, поднимались с земли, отряхивали грязные шинели. Подошли Гелашвили и Бухалов.
— Рады черти, что легко отделались! — кивнув на пленных, сказал помкомвзвода. — Эй, фриц! — крикнул он низенькому толстому солдату с опухшим лицом. — Собирай оружие!
— Was, wollen Sie?
— Волей-неволей, а поработать придется!
— Was?
— Ваффен! Ваффен! Оружие! Ферштеен? — Авдошин дернул немца за пояс. — Снимай и связывай!
Пленный радостно закивал:
— Bitte! Bitte!
Он послушно расстегнул широкий ремень с пряжкой, на которой выпуклыми буквами тускло блестела надпись «Gott mit uns» («С нами бог»! ), и, действительно догадавшись, что от него хотят, связал в охапку штук шесть валявшихся на снегу винтовок. Другой немецкий солдат проделал то же самое под наблюдением Отара Гелашвили. Третьим командовал принявший начальственный вид Бухалов.
— Шнелль! Шнелль! Любишь кататься, люби и саночки возить! — Авдошин шлепнул пленного рукавицей по толстому заду, —Ишь какую казенную часть отрастил! Небось, колбасник?
Немец обернулся, опять ощерился в улыбке желтыми зубами.
— Рус зольдат гут!
— А ты диплома-ат! Ясно «гут», если вам капут!
Наконец винтовки и автоматы были собраны. Толстый немец подскочил к Авдошину, вытянувшись, козырнул.
— Ест!
— Чего?
— Ваффен ест! — немец показал на связанное оружие.