Юлий Цезарь: между войной и любовью. Исторический роман
Шрифт:
– Все, трибун, успокойся, или я разрешу центуриону нанести два ответных удара. А рука Ацилия тяжела.
– Давай, Цезарь, если считаешь, что меня недостаточно избили, – лицо Куриона исказила гримаса обиды.
– Легионеры исполняли свой долг. И очень неплохо, если такая хитрая лиса, как Гай Курион, не смогла проскользнуть через мои укрепления. Радуйся, что не нашел конец на столбах лилий.
По знаку Цезаря центурион и легионеры покинули палатку.
– Надеюсь, Гай Юлий за эти неудобства поможет рассчитаться с долгами бедному трибуну. Кредиторы так и ходят по пятам, – Курион решил, что лучше попытаться вытянуть
– Посмотрим, с чем ты пришел, – проконсул Галлии не спешил удовлетворять не знающие границ запросы Куриона.
– Только послание от Сервилии и ее дочери стоит моих долгов Помпею, – начал набивать себе цену Курион. – Дочь Сервилии – лакомый кусочек, но неприступна как Капитолий. Я даже не пытался добиться от нее взаимности.
– Давай письма, развратник.
Курион вытащил из разных мест одежды около десятка тонких свитков и бесцеремонно улегся на ложе Цезаря.
– Гай Юлий, у меня большая просьба, – произнес он, засыпая, – не беспокой меня до утра. А еще лучше дай возможность проснуться самому. Ужасно не люблю, когда прерывают сон.
Последнее, что увидел Курион, прежде чем погрузился в приятное небытие, – Цезарь отдал предпочтение свитку, перевязанному кокетливой розовой ленточкой.
С первыми лучами солнца Цезарь находился среди своих легионеров. Пешком или на коне, он появлялся то на внешней линии укреплений, то на внутренней. Проконсул лично расставлял легионеров на самых опасных местах. Несмотря на то что воинов не хватало, он позаботился, чтобы каждый участок обороны имел резерв.
Цезарь был везде и всюду. И везде успевал ободрить своих легионеров так, что те готовы были сражаться за двоих, за троих. Готовы были умереть за Цезаря, как раньше умирали за Отечество, за Рим.
Положение было критическим, и Цезарь изо всех сил старался не совершить ошибку. Это стоило огромного напряжения физических и моральных сил, и проконсул не мог себе позволить расслабиться даже на мгновение.
В минуты смертельной опасности обычный человек помимо своей воли делает шаг навстречу гибели. Это практически невозможно объяснить – вероятно, судьба наказывает человека за то, что он допустил подобную ситуацию.
С Цезарем такие закономерности не проходили. Опасность никогда не вынуждала его опустить руки, положиться на судьбу и случай. Наоборот, опасность мобилизовала ум, волю покорителя Галлии, и самые безрассудные его поступки неожиданно давали положительный результат. Более того, своей фатальной верой в победу, своим неукротимым духом Цезарь заряжал сердца легионеров, и любое чудо оказывалось подвластным римлянам. Эта монолитная машина – Цезарь и его легионеры – побеждала все: и судьбу и случай в том числе.
Цезарь осматривал с бруствера равнину, где скопление галлов было наибольшим. В это время к нему приближался Гай Курион.
Выглядел трибун гораздо лучше, чем прошедшей ночью. Вокруг левого глаза пестрела синева, переливаясь всеми цветами радуги, однако сам глаз открывался почти полностью. Также как и его собрат, глаз озорно поблескивал, как будто принадлежал семнадцатилетнему мальчишке. Правая рука Куриона уже не держалась за больные ребра. Бодрый и отдохнувший, он ловко взобрался на бруствер и встал подле Цезаря.
– Цезарь! – изумленно воскликнул Курион. – Кто кого осаждает? В последнем письме
– Все правильно. Арвернский волк в Алезии, и никуда ему не деться.
– А что значат сотни тысяч галлов, окружившие твои укрепления?
– Это последний вздох Галлии, – пояснил Цезарь.
– Посмотрим, каким будет выдох. Кажется, ты собрал вокруг себя всю Косматую Галлию.
– Тем лучше – не нужно гоняться за ними по лесам. Ты, Курион, расскажи, что нового в Риме? – проконсул перевел разговор на другую тему, не отрывая, однако, взгляда от копошащихся в долине галлов.
– Там все по-прежнему. Народ тебя любит. Еще бы! По всей Италии устраиваются гладиаторские игры, грандиозные угощения на тысячах столов, бесплатные раздачи хлеба, празднества в честь богов и побед Цезаря, оплаченные им самим. Галльская добыча сделала тебя, Гай Юлий, вождем толпы.
– Ты говоришь с такой иронией, как будто не одобряешь мою заботу о гражданах Рима.
– Любовь народа сравнима с любовью продажной женщины. Чем больше платишь, тем она ласковее и нежнее. Чтобы красавица не ушла к другому, ее нужно хорошо подкармливать. Сможешь ли ты, Цезарь, постоянно ублажать римских граждан? Насколько я вижу, Галлия разорена, вместо городов и деревень пепелища. Военной добычи надолго не хватит. Прекратятся устраиваемые тобой гладиаторские игры, бесплатные раздачи, и народ забудет о Цезаре, молчаливо позволит сенату сделать с тобой все что угодно.
– Деньги существуют для того, чтобы их тратить, – Цезарь бросил взгляд на занимавших позиции легионеров. – И меня не пугают твои предсказания насчет высыхания галльского источника. В Галлии я приобрел кое-что дороже золота.
– Понимаю, – согласился Курион и вновь принялся за свое. – Однако меня берет ужас, когда вижу, сколько ты тратишь денег, чтобы приручить чернь. Сколько радостей я смог бы себе доставить, имея твои возможности…
– Что поделаешь, Курион, у нас разные цели в жизни. Мне тоже не нравится, как ты распоряжаешься деньгами, хотя бы потому, что мне приходится оплачивать твои долги, – заметил Цезарь. – Я плачу тебе за то, что помогаешь решать некоторые мои проблемы, но мои расходы не должны волновать Гая Куриона.
– Справедливо, – согласился трибун. – Прости Гай Юлий…
– Есть что-нибудь нового в сенате на мой счет? – вдруг спросил Цезарь.
– С этой стороны можешь быть спокойным до тех пор, пока сидишь между двумя стенами, окруженный со всех сторон галлами. Поверь, никто не решится сменить Юлия Цезаря в качестве проконсула Галлии в данный момент, – рассмеялся Курион. – Отцы народа терпеливо ждут: сломят галлы Цезарю голову, или Цезарь их разобьет. И тем не менее, полагаю, большинство сенаторов с удовольствием бросило бы горсть благовоний на твой погребальный костер.
В это время галльская конница начала приближаться к римским укреплениям с недвусмысленными намерениями.
– Не знаю, как тебя, а меня Рим с его народом и сенатом волнуют все меньше и меньше, – признался Курион.
– Гая Фабия ко мне! – приказал Цезарь.
Спустя несколько мгновений легат стоял рядом с беспокойным трибуном.
– Возьми нашу конницу и попытайся отогнать галлов от полосы могильных столбов и лилий. Не хотелось бы раньше времени обнаруживать наши западни.
Всадники Фабия вылетели в проход и напали на галлов.