Юлий Цезарь: между войной и любовью. Исторический роман
Шрифт:
7. Мать и дочь
Некоторое время Курион в одиночестве наслаждался творениями поваров Сервилии. Именно творениями, ибо кухня Сервилии считалась одной из лучших в Риме.
Народный трибун был действительно голоден, но он не набросился на пищу с жадностью голодного волка. Гай Курион умел получать удовольствие, в том числе и от еды.
Вкусная пища являлась одной из многочисленных слабостей Куриона, и его аппетит не могли испортить такие мелочи, как досадный инцидент с Юнией и недовольство Сервилии.
На
Когда Курион разобрался с уткой и принялся за устрицы, в триклиний вошла хозяйка виллы.
– Ах, Сервилия! – воскликнул гость, слегка приподнявшись. – Мне бы твоего повара, и ничего другого в этой жизни не желал бы.
– Кто-то говорил, что ему нужно спешить к Цезарю, – заметила Сервилия.
– Похоже, это мог быть я, – предположил Курион. – Но с пустым животом далеко не уедешь. А наспех съеденная пища может явиться причиной частых остановок. Греческие врачи советуют тщательно пережевывать вкушаемое.
– Не злоупотребляй моим гостеприимством, Гай Курион. Доедай и уходи, – слова хозяйки прозвучали довольно недружелюбно, но тон голоса стал несколько мягче, чем в библиотеке. Это отметил и Курион.
– Сервилия, ты хочешь сказать, что ответ Цезарю уже готов?
– Да, Гай, тебя ничто не держит в моем доме.
– Твои прелестные черты, о божественнейшая из женщин…
– Лучше скажи, кувшин вина да устрицы, – прервала разглагольствования повесы неплохо сохранившаяся дважды вдова.
– Сервилия, признайся, что ты пошутила. Я только начал обедать, а ты уже прочла письмо Цезаря и написала ответ.
– Отчего же, – Сервилия протянула свиток, перевязанный розовой ленточкой. – Цезарь всегда немногословен, и я следую его примеру.
– Но ты позволишь мне дойти до десерта? – не на шутку разволновался гурман.
– Позволю, – смилостивилась Сервилия, – и даже составлю тебе компанию.
Раб тотчас же поставил приборы и блюда для хозяйки.
– С твоего позволения, я приму удобное положение для тела, – произнес Курион и, не дожидаясь разрешения, полулежа устроился за обеденным столом.
Сервилия продолжала сидеть, ибо для женщины, согласно римскому этикету, иная поза считалась неприличной.
– Курион, ты ешь, словно последний раз в жизни, – заметила хозяйка виллы.
– Умоляю, Сервилия, будь осторожна со словами. Мне предстоит опасное путешествие в Галлию, а хотелось бы еще лет сорок наслаждаться кухней, подобной твоей.
– Для
– Недовольные сенаторы меня мало волнуют. Я одолжил денег у тех, кто более всего мог желать моей смерти, – рассмеялся Курион. – Не настолько же глупы мои кредиторы, чтобы бить по собственному карману.
– А твоя жена Фульвия? Говорят, женщина очень скверного характера. Ей могут надоесть твои многочисленные измены, – высказала предположение Сервилия, более для того, чтобы вывести собеседника из равновесия. – Ты не боишься, Курион, проснуться в один прекрасный момент с укороченным мужским достоинством?
– Змея змею не ужалит, – невозмутимо ответил народный трибун и отправил в рот очередную устрицу.
Лицо его выражало некоторое недовольство, но не по поводу непочтительных высказываний о жене. Недоволен был Курион, что его вынуждали отрываться от еды, чтобы поддерживать разговор.
Сервилия не решилась больше беспокоить народного трибуна до тех пор, пока тот не разделается с устрицами. Единственное, она положила себе несколько моллюсков, чтобы ускорить окончание трапезы.
Наконец и это блюдо оказалось пустым. Курион подозвал раба – кудрявого, белокурого мальчика – и вытер руки о его волосы.
Воспользовавшись моментом, Сервилия вновь обратилась с вопросом, который давно вертелся на языке.
– Курион, ты назвался другом Цезаря. Скажи, каково его положение? Что происходит в Галлии? Небольшой бунт или опасная война?
– Все хуже некуда. Галльские завоевания Цезаря висят на волоске. А в Риме большинство сенаторов мечтает избавиться от строптивого проконсула навсегда. И не только мечтает. Другой на его месте давно бы беседовал с праотцами.
– Что же ты служишь Цезарю, если все так плохо? – подозрительно посмотрела на Куриона Сервилия.
– Во-первых, Гай Курион никому не служит. Он свободный человек и может лишь оказывать услуги из дружеских побуждений. Во-вторых, я прошу некоторое время хранить в тайне мои отношения с Цезарем. Это необходимо больше Цезарю, чем мне.
– Почему же ты оказываешь услуги Цезарю? – сформулировала по-иному свой вопрос Сервилия.
– Потому, что верю в Цезаря. Это не человек, а какое-то сверхъестественное существо. Он победит всех врагов, он не может не победить. Никто не в силах стоять на пути Цезаря.
Пожалуй, впервые за время беседы слова Куриона прозвучали искренне.
– Наверное, и денежные дела надеешься поправить за счет Цезаря? – предположила Сервилия. – Не верю я в бескорыстие Куриона.
Народный трибун пропустил мимо ушей последнее высказывание собеседницы и в свою очередь спросил: