Юми и укротитель кошмаров

Сандерсон Брендон

Как раз в этот момент Масака чиркнула по листу и снова посмотрела на Юми. Та невольно сделала еще шаг назад.

– Не пугайся, – с обычной своей веселостью сказала Аканэ. – На самом деле она милаха. Злится, только когда на нее пялятся. А это Изумакамо!

Третья девушка, в брюках и кофте, поднялась и протянула руку. Юми удивленно уставилась на нее.

– Пожми ей руку и поклонись, – подсказал Художник. – Это такое приветствие.

Юми нерешительно последовала его совету. Девушка поклонилась в ответ. Юми покосилась на

Художника, ожидая, что тот, как и ранее, подскажет, кто это и чего от нее ждать.

– Просто смотри, – сказал вместо этого Художник.

– Юми… – задумчиво произнесла Иззи, после чего достала толстую энциклопедию и быстро перелистала страницы. – Так, Ю… два слога… Год и месяц рождения?

– Год дракона, – подсказал Художник. – Они насторожатся, если мы окажемся одного возраста. И… пусть будет месяц дождя. Для прикола.

– Гм… – произнесла Юми. – Год дракона. Месяц дождя?

– Ага… – Иззи продолжила листать страницы. – Вот. Серия про свадьбу Гури и Сиси! Первую свадьбу. Юми, сегодня у тебя крайне удачный день. Просто замечательный. Особенно для обещаний.

Юми в замешательстве глядела на девушку. Тодзин хмыкнул, снова переложив свою тренировочную штуковину из руки в руку.

– Тодзин, не смейся, – пожурила его Иззи. – Это абсолютно легитимная наука.

– Юми, не бери в голову, – шепнула Аканэ. – Она особенная.

– У меня действительно особенный талант! – воскликнула Иззи. – Сами убедитесь. Скоро люди начнут заказывать мои сериалоскопы. Меня ждет слава изобретателя, и вы уже не сможете просто так надо мной прикалываться. Сами в очередь встанете!

– Встанем, – пообещал Тодзин. – И поприкалываемся.

– Эй, нет! Гм…

– Из твоей формулировки следует, что люди будут вставать в очередь, чтобы над тобой поприкалываться. – Тодзин поиграл мускулами.

– Я не это имела в виду, – возразила Иззи. Затем наклонилась к Масаке и заговорщицки шепнула: – Будешь моим телохранителем, когда я стану богатой и знаменитой?

Масака пожала плечами.

– Отлично, – сказала Иззи. – Твоим первым заданием будет поколотить Тодзина, когда он начнет всем рассказывать, что дружил со мной еще до того, как я прославилась.

– Ничего не понимаю, – пролепетала Юми.

– Неудивительно, – ответила Аканэ. – Это игра, понятная одной Иззи.

– Это не игра, – возразила Иззи.

– Она думает, что может предсказывать людям будущее по эпизодам сериалов.

– Это древнее искусство! – заявила Иззи.

– Которое ты сама придумала, – сказал Тодзин.

– Я придумала его давным-давно, – парировала Иззи. – В прошлой жизни. Поэтому оно древнее. Хочешь увидеть сериалоскоп, в котором это объясняется? Давай покажу.

Она ухмыльнулась, а Тодзин закатил глаза. Художник никак не мог понять, насколько серьезно Иззи относится к своим безумным идеям. В такие моменты, когда она нарочно перегибала палку и улыбалась, он начинал сомневаться.

Он слушал шутки Тодзина

и сумбурную болтовню Иззи, наблюдал за рисованием Масаки, и его охватывала болезненная ностальгия. Тоска по утрате, сродни той, что случается, когда записываешь нечто важное и забываешь, куда положил записку.

Эти люди больше ему не друзья. То, что он чувствовал к ним раньше, было ложным. Когда помощник Виньетки принес еду – две миски для Тодзина, без лапши, только свинина и яйца, и маленькую миску для Масаки, – он повернулся к выходу.

Ему нечего здесь делать. И нечего было так тосковать по прежним временам.

Художник пошел прочь. Юми испуганно посмотрела на него, но он не отреагировал. Она сама пожелала прийти сюда и поболтать с его старой компанией. Вот и пусть болтает без его подсказок. Ему же охота уйти как можно дальше, насколько позволяет невидимая нить.

Он дошел до барной стойки и уселся на свободный табурет, спиной к Юми и коллегам.

Через пару минут Юми возникла рядом.

– Мне объяснили, – прошептала она, – что заказывать нужно здесь. Это значит… я должна сказать, какую еду хочу?

Он кивнул.

– А что мне полагается есть? – спросила Юми.

– Что хочешь, – ответил Художник.

Она тяжело вздохнула. Было очевидно, что необходимость выбора крайне тревожит ее.

– Возьми маленькую порцию неострой лапши со свининой и солью, – посоветовал Художник. – Без добавок. Судя по еде, что мне довелось попробовать в твоем мире, тебе должно быть по вкусу что-нибудь простое.

– Спасибо. – Она протянула Художнику листок бумаги. – Гм… Это мне Масака дала…

На листке был нарисован кролик с глубокими пустыми глазницами и таким выражением морды, словно хотел сожрать весь мир целиком. Подпись внизу гласила: «Юми похожа на милого кролика».

– Мама дорогая! – вырвалось у Художника (низким стилем).

– Что? – повысив голос, спросила Юми.

– Ты ей понравилась.

– Это плохо?

– Это Масака. С ней никогда не знаешь наверняка.

Юми села на табурет рядом.

– Ты был прав, – тихо произнесла она. – Зря я сюда пришла. Художник, я не знаю… как быть человеком.

– Возможно, я ошибался. Тебе нужно тренироваться.

– Нет, – возразила Юми. – Мне не нужно учиться быть кем-то, кем я не являюсь. Художник, я не человек.

– Человек, кто же еще? – хмуро взглянув на нее, возразил Художник.

– Нет, я общее понятие, – сказала она. – Народная собственность. Мне бы лучше быть прибором, вроде твоего ящика, что показывает сцены. Если бы я не думала и не чувствовала, то гораздо лучше справлялась бы с работой. – Она вперила взгляд в стойку. – Художник, заигрывать со свободой опасно. У свободы вкус того, чего я не должна желать. Если она овладеет мной, что тогда? Я все равно должна буду вернуться к моим обязанностям. Думаешь, духи отправили меня сюда, чтобы предостеречь? Или чтобы… проверить?