Юми и укротитель кошмаров
Шрифт:
– По традиции, – сказал Художник, отводя Юми в менее людное место, – ему нужно дать имя.
– Гм…
– Глупое имя, – добавил он.
– Почему глупое?
Он лишь указал на гигантского розового дракона.
– Ладно. – Юми покраснела. – Художник… у меня плохо с глупостью.
– Без проблем – у меня с этим как раз все замечательно. Так… давай подумаем… Глупое имя… – Он ухмыльнулся. – Нарекаю ее Грозной Лиюнь Лапшемордой!
Юми ахнула:
– Художник! Это неуважительно!
– Идеально!
Он
В Килахито построили похожий аттракцион, только не в форме колеса. Вместо этого кабинки поднимались строго вверх вдоль высокого стального столба, останавливались на вершине, чтобы зрители могли полюбоваться видом, а затем спускались по другой стороне. Двухместные кабинки двигались медленно, сменяя друг дружку.
– Думаю, это наиболее близкий местный эквивалент летающего дерева, – проговорил Художник.
Плюшевая дракониха заслоняла Юми обзор, и пришлось взять ее под мышку. Увидев карусель, Юми вытаращила глаза, после чего, к изумлению Художника, вручила игрушку маленькой девочке, стоявшей рядом с разинутым ртом.
– Прощай, Лиюнь Лапшемордая, – произнесла Юми, махая вслед девочке, которая полностью скрылась за громадной плюшевой игрушкой. Заметив взгляд Художника, Юми развела руками. – Думаю, я еще недостаточно привыкла к наличию собственных вещей, чтобы владеть огромным розовым драконом.
Художник улыбнулся и повел ее к карусели. Очередь была длинной, но распорядитель заметил Юми – точнее, ее сумку.
– Художница! – поманил он. – Благодарю вас за службу.
Все в очереди вежливо захлопали. Распорядитель усадил Юми в подошедшую кабинку, позволив ей расположиться одной, что оказалось крайне удобно, ведь Художнику досталось место. Юми опустила сумку на пол, и кабинка тронулась, дюйм за дюймом поднимаясь вверх, пока другие кабинки пустели и заполнялись вновь.
– Это нормально? – спросила она. – Тут ко всем художникам такое отношение?
– Случается.
– А ты, кажется, утверждал, что людям до вашего брата нет дела.
– Им есть дело до своей безопасности, – объяснил Художник. – Им важно знать, что кто-то выполняет нашу работу. В то же время им от нас не по себе. Мы напоминаем, что по ночам в городе появляются сущности, питающиеся их дурными сновидениями.
Кабинка дошла до первой остановки.
– Мы не йоки-хидзё. Вас мало, а вот обучить художника-кошмариста ничего не стоит; любой выпускник художественной школы годится. Не нужно особого мастерства, чтобы нарисовать картину, способную поймать кошмар.
– Но ты же мастер, – тихо произнесла Юми.
– Я тоже так думал. – Он умолк и посмотрел
Юми задумалась. Другой на ее месте, наверное, сразу уверил бы Художника, что тот достаточно хорош. Ему понравилось, что Юми так не поступила. Он ждал ответа затаив дыхание, и не только потому, что теперь ему вовсе не требовалось дышать.
– Мне без разницы, приняли тебя в Соннадзор или нет, – ответила она. – Но меня волнует, что ты бросил рисовать.
– Но разница есть, – возразил Художник. – Если бы меня приняли, вся моя жизнь пошла бы иначе.
– Ты бы стал другим человеком?
– Пожалуй, нет, – признал он. – Возможно, неудача заставила меня понять, кто я на самом деле. Человек, способный обмануть друзей. Может, оно и к лучшему, что в детстве у меня друзей не было. Я бы и их предал.
Он посмотрел на Юми и увидел, что ее глаза блестят от слез.
– Ничего у меня не получается, – прошептала она.
– Ты о чем?
– Я хотела отвлечь тебя от этих мыслей, но мы опять вернулись к прежнему разговору.
– Нет, Юми, – ответил он (высоким стилем). – Все хорошо.
– Неправда. Художник, мы все делаем неправильно. Мне не следовало так бороться за приз – нужно было просто бросать мяч и получать удовольствие от хорошей компании. Я вижу, как ведут себя люди внизу. Никаро, я… не знаю, как быть человеком. Тебе приходится объяснять мне, как веселиться.
– Объяснять я люблю, – сказал он, чем вновь привлек пристальное внимание девушки. – Юми, я художник. Помнишь, почему я увлекся живописью?
– Ты хотел ею делиться, – прошептала она. – Видеть, как твои работы вдохновляют друзей…
Художник обвел рукой открывшийся вид. Они поднялись настолько высоко, что ярмарочная суета внизу сложилась в своеобразный узор. Людные дорожки, кружащиеся карусели образовывали причудливые геометрические фигуры. Фонари, прежде ослепительные, своим мерцанием украшали это чудесное полотно.
Юми смотрела с высоты широкими глазами.
– Не так захватывает дух, как в полете, – сказал Художник.
– Не так, – прошептала Юми, – но мне нравится. Мне нравится не бояться. Нравится иметь возможность задержаться на одном месте.
Она немного поглазела на ярмарку, затем заметила парочку в другой кабинке, опускающейся. Юноша и девушка сидели, прижавшись друг к другу и кутаясь в одну куртку на двоих.
– Художник, у нас не получится, – произнесла Юми. – Мы…
– Юми, – перебил он, ощущая незнакомые доселе эмоции.
Удовольствие. Как давно Художник в последний раз его испытывал? Несколько лет назад? Несмотря на сложности, несмотря на невероятную ситуацию, в которую они попали… в этой кабинке, высоко над пляшущими бликами фонарей… он чувствовал себя восхитительно.