Юность, 1974-8
Шрифт:
Герои этой книги очень различны — по характерам, по судьбе, по избранному ими делу. Однако есть в них нечто общее. Прежде всего это сплав революционности и интеллигентности. Этому необоримому духовному сплаву посвящена первая часть книги, и естественно, что Коротич, приводя яркие примеры, называет «выдающегося интеллигента» Владимира Ильича Ленина и многих «интеллигентов ленинской школы». Цельность судьбы, направленность жизненного пути — вот второе качество, сближающее и роднящее героев книги. «И вы думаете, что достойная жизнь может начаться подлым поступком?» — спрашивает молодой Теофил Яновский своего учителя, и самого себя, и читателя, всей своей жизнью давая единственно возможный для него ответ. Сердце 76-летнего
Переступить жанровую границу, отделяющую первую часть книги от второй — путевых заметок о Таджикистане «Несколько шагов на Восток» — читателю оказывается несложно. Ибо Коротич верен себе: и у встреченных им современников и у незнакомого доселе народа он подмечает прежде всего черты характера, свидетельствующие опять же и о культуре и о цельности пути. Портрет таджикского народа выписан с искренним уважением к его традициям и делам, к его вчерашнему и сегодняшнему дням.
«Эта книга писалась не сразу», — предуведомляет Коротич. Это заметно, но еще более заметно ее единство, обусловленное задачей автора рассказать о человеке, что не согнулся, не поддался, а выпрямился и встал в полный рост.
Ю. ЛЯХОВ
В учительской одной школы возник спор, какие классы самые трудные. «Восьмые, — убежденно сказала учительница физики Лидия Алексеевна. Ей возразили. «Восьмые, — тихо повторила она». Так начинается повесть Ивана Зюзюкина «Новенькая» («Молодая гвардия», 1973) Это дневники двух восьмиклассников, мальчика и девочки. Автор намеренно удаляется в сторону и позволяет нам взглянуть на мир подростков глазами подростков.
Каким же противоречивым оказывается этот мир! Свалка у дверей класса, записка с нецензурными словами… И сочинение, в котором один из героев, Леня Баранчук, пишет: «Сейчас происходит становление моего характера. Я стал собраннее, сознательно воспитываю силу воли. Если раньше мне иногда нравилось побездельничать, то теперь мучает совесть, если за день не сделаю ничего полезного».
И словно вторит Лене Баранчуку Валерка Волконский из повести «Семейная фотография»: «Бывает, еще лежу в постели, думаю: хорошо бы встать и сделать что-то доброе, просто так, ни за что… например, позвонить какой-нибудь старушке и спросить, не надо ли сбегать в аптеку. Это ведь так легко, а я не делаю…»
Сквозь повседневную неразбериху поступков своих героев автор последовательно добирается до их сущности, отбрасывая все второстепенное, возрастное, и перед нами предстают легкоранимые, отзывчивые и, кач правило, добрые люди. Их «незнание» самих себя, пожалуй, является одним из основных компонентов авторского «знания» о них. Из книги мы узнаем, что думают по тому или иному поводу автор, педагог, родители…
Много пришлось пережить пионервожатой Алле (повесть «Под древом познания»), прежде чем ее 8 «А» стал лучшим в школе. Но зато, когда бывшего «хулигана» Микрюкова спросили: «А тебя кто научил быть активным?» — он ответил: «Учителя, которые сами активные».
Читая книгу, живешь одной жизнью с ее героями и веришь, что ответственны за подрастающее поколение не только учителя и родители, но и все мы. Надо уметь проникнуть «в детство родившихся после тебя. Это единственный, без всяких сделок с чертом, способ остановить мгновение, не постареть раньше срока, а другого способа, я уверен, не дано…»
Иная книга литературоведа и критика скажет нам о зрелости «своей» литературы не менее убедительно, чем талантливый роман или повесть. Здесь нет соперничества. Настоящая критика тем и хороша, что, анализируя и развивая заложенное в романе (повести, поэме) жизненное содержание, она сама становится источником значительных мыслей о жизни и об искусстве. Новый сборник А. Адамовича Горизонты белорусской прозы» («Советский писатель», 1974) — из таких критических книг.
Есть в сборнике одно центральное положение, собирающее вокруг себя все остальное. Вот оно: «Память Белоруссии о минувшей войне невероятно острая — трагической и героической была судьба миллионов людей в крае, где каждый четвертый погиб в партизанской атаке или в огне сотен Хатыней. Быть на уровне такой трагедии и такого героизма — не простой и не легкий долг белорусской литературы. Но это и ее великое право — право свидетельствовать о фашизме перед целым миром». Эта память народа о пережитом, — говорит Адамович, — звено, главным образом и смыкающее белорусскую литературу с великими гуманистическими заветами прошлого и настоящего.
Конечно, рассуждает далее критик, это стремление белорусской литературы приобщиться к традициям передовой культуры, к радостям, скорбям и надеждам всего человечества рождено не войной (Купала, Колас и Богданович никогда не отделяли себя от человечества), но именно испытания и стойкость народа в военную пору сообщили стремлению белорусской литературы сказать «свое, белорусское слово о целом мире» особый и всех касающийся смысл предупреждения и урока. Более того. само это желание извлечь необходимый всем нравственный и социальный урок становится непосредственной темой, мыслью, сюжетом некоторых произведений белорусской прозы. Например, романа Кузьмы Чорного «Млечный путь» (1943).
Ту же тенденцию утвердить в человеке человека, силу добра и гуманности, вечную красоту человека, невзирая ни на что усматривает Адамович в «жестоко- реалистических» («Журавлиный крик», «Третья ракета», «Атака с ходу») и «притчеобразных», как определяет их критик («Круглянский мост» «Сотников»), повестях Василя Быкова.
Одна из статей в сборнике Адамовича называется «Возвращение вперед». Она — об Иване Мележе, о его «Полесской хронике» («Люди на болоте» и «Дыхание грозы»), посвященной годам коллективизации. За парадоксальным названием статьи — весьма характерное для сегодняшней белорусской прозы единство и одновременность двух отчетливо выступающих в ней движений: вперед, к тревогам и нуждам «целого мира», и в глубь собственной национальной традиции, к явлениям и процессам далекой и близкой народной истории. Именно слитность, нерасчлененность этих двух движений («как сильная накатывающаяся волна у морского берега», говорит Адамович) и определяет эстетический облик современной белорусской прозы.
И об этом умная, свежо и свободно написанная книга А. Адамовича.
Г. БЕРЕЗКИН
Молодые поэты Югославии
Среди молодых поэтов Югославии (как и у нас, понятие «молодой» там довольно относительно: ими считаются тридцатилетние тоже!) есть несколько «громких» имен. Назову только двух — Томажа Шаламуна из Словении и Божидара Шуйцу из Сербии. Шуйца дебютировал сборником «Преступные ночи» в 1961 году, восторженно встреченным читателем и критикой, получил литературную награду, долгое время ходил в так называемых «сердитых», но теперь, насколько я знаю, на место шумного успеха приходит к Шуйце спокойное признание его как одного из умных и зрелых поэтов. Его называют «чистым лириком». Но в данном случае это означает лишь то, что подлинное, гуманистическое содержание его стихов выражается художественными средствами.