Юность и детство гусара
Шрифт:
– Ваше превосходительство, Первого кадетского корпуса ка...
– Замолчи!
– почти закричал на него генерал и испуганно приложил палец к губам, - мы с тобой здесь в гостях! Нет в этом доме ни генералов, ни кадетов. Меня зовут Дмитрий Дмитриевич!
– А меня - Владимир!
– Вот и познакомились!
– генерал протянул Головинскому руку.
Сначала Марина представила Владимира своим родителям Александру Степановичу и
Елене Васильевне. Оказалось, что отец девушки в чине действительного статского советника служит по Министерству иностранных дел, где занимает
Затем Марина представила Головинского всем остальным многочисленным гостям.
– А я уже знаком с этим очень воспитанным молодым человеком!
– пояснил Дмитрий Дмитриевич, снова пожимая ему руку.
– Прости, Владимир, я не расслышал твою фамилию.
– Головинский.
– Четко произнёс юноша.
– Ка-а-к? Как ты сказал? Головинский?
– удивился почему-то Дмитрий Дмитоиевия.
– Так точ.. Да, Головинский.
– Повторил Владимир.
– Неужели ты сын Юрия Владимировича Головинского?
– воскликнул генерал.
– Да, сын.
– Боже мой! Боже мой! Господа! Господа, вы слышали? Вы слышали, что этот милый юноша является сыном моего полкового товарища Юрия Головинского, с кем я начал службу в Десятом гусарском полку!
Все замолчали, с интересом рассматривая Владимира.
Дмитрий Дмитриевич обнял Головинского, и похлопывая его своими большими ладонями по спине, повторял:
– Я так рад! Я так рад! Передавай поклон от меня твоему отцу! Я даже и не думал, что у Юрия уже такой большой сын!
Владимир был сразу же принят всеми гостями, а особенно родителями Марины. Елена Васильевна с умилением наблюдала, как он ухаживал за её дочерью.
День пролетел как один час...
– "Голова", плохие твои дела.
– Грустно сообщил Головинскому Колганов, когда тот вечером вернулся в Корпус.
– Почему?
– беспечно поинтересовался Владимир.
21
– "Швабра" к обеду появился и приказал всех построить. Тебя не было... Он жутко обозлился и пообещал устроить тебе показательное наказание.
– Наказание? Ну и пусть! Я выдержу!
– спокойно ответил Владимир, вспоминая Марину и прекрасно проведённое время в доме Игнатьевых.
Серое хмурое утро. Сеялся мелкий противный дождь.
– Апрель на исходе, а весной и не пахнет.
– Подумалось Владимиру на утреннем построении.
– Кадет Головинский, выйти из строя!
– вдруг услышал он приказ директора Корпуса генерал-майора Григорьева.
В этот момент Владимир случайно увидел злорадное лицо "Швабры", и внутри у него похолодело в предчувствии чего-то недоброго.
Головинский стоял перед строем. Директор молчал. Над плацом нависла напряжённая тишина.
– В нашем Корпусе учатся разные кадеты. Старательные, ленивые, дисциплинированные
– генерал сделал паузу.
– Боже мой, какой позор!
– с тоской думал Владимир, - сейчас перед всеми кадетами мне объявят выговор. А может даже дадут двое или трое суток карцера? Какой позор, а Головинский? Какой позор!
– Есть кадеты очень скромные на вид, но самом деле, - продолжал Григорьев...
– Куда это директор клонит? Неужели меня могут отчислить из Корпуса в назидание другим?
– по- настоящему испугался Владимир.
– Но на самом деле - герои! Вот перед вами стоит настоящий герой: кадет Владимир Головинский.
– Торжественно выкрикнул директор.
– Всё! Выгонят!
– решил Владимир и с тоской стал смотреть по сторонам.
– Находясь на рождественских каникулах, - продолжал говорить Григорьев, - воспитанник нашего Первого кадетского корпуса Головинский, рискуя своей жизнью, спас человека, провалившегося в полынью и тонувшего в ледяной воде. На основании представлений земских и губернских властей, Государём был подписан высочайший приказ о награждении Головинского Владимира Юрьевича медалью " За спасение погибавших". Я с гордостью прикрепляю эту награду нашему герою.
22
Генерал вынул серебряную медаль на владимирской ленте из коробочки, которую подал ему дежурный по Корпусу и, подойдя к Владимиру, прикрепил её к шинели Головинского.
– Кадету Головинскому - ура!
– приказал Григорьев.
– Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! Ура-а-а-а!
– задрожали стены Первого кадетского корпуса.
Затем одноклассники, "сломав" строй, бросились к Владимиру и принялись качать его
с криками " Голова-а-а-а-а"! "Голова-а-а-а-"! "Голова-а-а-а"!
Взлетая в воздух, Головинский видел вытянувшееся от изумления лицо "Швабры".
– А отец, мне ничего не сказал! Вот папа!
– только и подумал он.
Во время летних каникул вся семья Головинских выехала за границу. Две недели они провели в Париже, две недели были в Берлине и Вене.
Переполненный впечатлениями Владимир прибыл к началу занятий в Корпусе 29 августа.
Его жизнь вернулась в прежнее русло занятия, дежурства. Он обладал прекрасной памятью, поэтому учёба давалась ему необычайно легко. К дежурствам по роте Головинский относился очень ответственно, за что неоднократно был отмечен в приказах по Корпусу.
Наступала суббота, и Владимир ехал к Игнатьевым на обед, где его уже ждали. Затем они с Мариной гуляли по городу часов до шести - семи вечера. Даже не гуляли, а ездили в игнатьевском экипаже на дутых шинах, с ухоженными рысаками. Ведь Головинский являлся кадетом и ему запрещалось прогуливаться по улицам, да ещё и с девушкой.