Юный Владетель сокровищ. Легенды
Шрифт:
Хуваравиш. Она не проснется, Барбара!
Бородатая черепаха, О-ох, ох-ох-ох, о-о-ох!
Хуваравиш.Зачем ее будить? Она уснула, вдыхая запах того, кого сочла своим навеки.
Бородатая черепаха. О-ох, о-ох, о-о-о-ох!
Хуваравиш. И всякое утро над местом ее покоя будет куриться дымок, как над алмазной копью.
Бородатая черепаха. О-о-ох! Просыпаются ли девы, обратившиеся в колибри-медососов?
Хуваравиш.
Бородатая черепаха. О-о-ох! На дереве Кукулькана уснула дева колибри, но придет новый день, прогремит первая буря, зимняя буря…
Хуваравиш. Может-да… Может-нет…
Бородатая черепаха. О-ох, Хуваравиш, повелитель песен, помет летучей мыши жжет мне глаза.
Хуваравиш. Кукулькан уснул, потеревшись огненным телом о кукурузный початок, который принесли с поля. И никто не увидит перо – женскую сущность – - между сосен щита!
Бородатая черепаха. Ох, о-о-ох, Хуваравиш, помет летучей мыши жжет мне глаза!
Хуваравиш. Кукулькан уснул там, где родится жизнь, и ты не нащупаешь сквозь кожу ни тела его, ни ожерелья из вражьих голов.
Бородатая черепаха. Ох, о-о-ох, жжет глаза! Порази меня сном! Глаза мои влажны, как влажен колибри-медосос, расправляющий крылья…
Хуваравиш. Кукулькан защищен, как крепость, и песнь моя бьет крылами о лик повелителя ночного часа, ибо я пою о девичьей красоте, обращенной в бабочку.
Бородатая черепаха. О-ох! О-ох! Хуваравиш! Помет летучей мыши жжет мне глаза!
Хуваравиш. Кукулькан неприступен, он уснул, и песня – огненный стриж – - спалила небо над деревом, где гибнет легкость движенья, над местом, где сплетаются тропы, и судьбы, и пуповины!
Бородатая черепаха. Ох! О-ох! Хуваравиш!
Хуваравиш. Поднялись беззащитные розы без копий-шипов, и летают медососы без копья-клюва…
Зеленые медососы. Медосос! Медосос! Медосос! Медосос!
Лиловые медососы.Меду медо-сосам! Меду! Меду! Меду!
Бородатая черепаха. Без клюва-копья чем вкусят они мед?
Желтые медососы. Мед-и-медосос! Мед-и-медосос!
Бородатая черепаха. А с клювом – как тягостна сладость!
Красные медососы. Меду-меду-мед! Мед-и-мед!
Бородатая черепаха. Без клюва нет меда, а с клювом – как горек мед!
Две тени, прозрачные, как вода, выходят из-за черного занавеса и хватают ту, что спит в обьятьях Кукулькана. В глубине сцены громко и устало стучат черепашьи щиты.
Хуваравиш. Ее унесли! Унесли! Ее унесли, а он неприступен! Ее унесли в сундук гигантов! Ее унесли в город, где заперты все Двери, задвинуты засовы, и никто не проникнет в храм, обитель червя и темного пуха! Ее унесли, о-ох, ее унесли, она не проснется, как птица… ее унесли… унесли… Для него расписала она узкий сосуд лица, воздвигла баш ню волос, а сердце ее – не больше плода какао – горело, как воинский щит, как круг сковороды! Ради
Слышен гром. Неподвижные колибри расправляют крылья и взлетают, обезумев от счастья.
Желтый занавес цвета зари, волшебного цвета зари. Чинчибирин – в желтом, без маски – стоит перед ним на коленях. Встает, бежит на восток, на запад, на север, на юг и каждый раз низко кланяется. Потом садится на корточки недалеко от священного желтого круга, вынимает из-за пазухи полотнище, желтое и круглое, как луна, расстилает его и кладет на него кругами крупинки золота, бусы из зеленого стекла и кусочки копала, которые сперва жует, а потом сжигает на маленьком жертвеннике. Из черной сумы вынимает штук двести кораллово-красных зерен, смешивает их, берет по нескольку пальцами и раскладывает в девять кучек на земле. В конце концов на желтом полотнище остается одно зерно. Это – дурной знак; Чинчибирин, испугавшись, много раз трогает себе глаза, волосы, зубы, а потом сидит тихо. Вдруг ложится навзничь, как мертвый, и медленно ползет в глубь сцены, упираясь локтями, затылком, спиной, ступнями ног, но не вставая; коснувшись желтой завесы, отряхивается, как мокрый зверь, и прыгает вправо и влево.
Чинчибирин.
Шелестят сухие деревья, Пляшет судьба на спелом солнце. Неприступен свет сна речного. А завтра?
Шелестят сухие деревья. Легкость летней лени, под вечер, На закате, когда не видно Пористого дерева, пляска Бед и судеб в потоке ветра. Листья их пляшут вместе с ветром, Шелестят сухие деревья.
Входит Кукулькан – в желтом, на желтых ходулях – и становится перед желтой завесой.
Кукулькан. Я – как солнце!
Чинчибирин. Повелитель!
Кукулькан.Я – как солнце!
Чинчибирин. О, повелитель!
Кукулькан. Я – как солнце!
Чинчибирин. Великий повелитель!
Кукулькан. Желтый кремень – камень утра! Желтая сейба – мать деревьев – - мое желтое дерево! Желтое дерево, желтый батат, желтый индюк и бобы с желтой спинкой,- все у меня желтое!
Чинчибирин. Повелитель!
Кукулькан. Красный кремень – священный камень заката! Красная сейба, мать деревьев, прячется в закатном небе, увитая красной лианой. Индюк с красным гребнем – моя птица! Красный жареный маис – моя пища!
Чинчибирин. О, повелитель!
Кукулькан.Черный кремень – мой ночной камень. Черный высохший маис – моя пища! Черный черенок батата – мой черенок! Черный индюк- моя птица! Черная ночь- мой чертог! Черные бобы – мои бобы! Черный горох – мой горох!
Чинчибирин.Великий повелитель!
Кукулькан. Белая тыква льет воду на северные земли! Желтый цветок – моя чаша! Золотой цветок – мой цветок!
Гуакамайо(его не видно). Квак-квак-квак-квак!