Юный Владетель сокровищ. Легенды
Шрифт:
Кукулькан. Я – как солнце! Я выхожу, словно сутки, в желтом платье, когда заря еще жаждет, и, не считая золотых вшей в моей влажной, пламенной гриве, ласкаю блестящие, словно тростник, когти попугаев, белые перья цапель и клюв птицы Гуакамайо, мерцающий лунным светом…
Гуакамайо(он тихо, бессмысленно бормотал "и к утру, и к ночи", но, услышав свое имя, заволновался). Квак, квак, квак, квак!
Кукулькан. … и еще я ласкаю в своем саду, где цветут вулканы, огненный зоб птицы чорча, рассыпающей
Гуакамайо(гордо чистит клюв о крыло). Квак, квак, квак, квак, квак, квак, квак!
Кукулькан. Рано утром, когда земля как закрытая почка и воды еще не утихли, я, желтый, словно заря, умываюсь в светлых озерах. Словно зеленые жабы в синих складках, озера трепещут у яшмы прибрежных скал, и в дыханье воды и камня лучи мои дробятся, сверкающими осами летят к ульям, и я лечу дальше, не замочив одежды в озере, не опалив ее в улье, и в мое желтое тело впиваются, ласково и жадно, острые зубы маиса…
Гуакамайо(нетерпеливо и шумно бьет крыльями, мечется, пытается прикрыть перьями уши, чтобы Кукулькан понял, как ему надоело слушать одно и то же). Квак, квак!
Кукулькан.Початки и мыши щекочут мое отраженье, они хотят его съесть, насытиться его блеском. Они, как все и вся на свете, живут только мною. У них кровь – внутри, у меня – снаружи. Мое сверканье – моя кровь, а отраженье мое светится, как светлячок…
Гуакамайо…. и к ночи, и к утру, и от утра к полудню, и к ночи, и к утру…
Кукулькан. Из садов я лечу во дворец, мимо диких зверей, окунающих когти в желтизну рассвета, чтобы увидеть сумрак, и мимо людей, тихо слагающих песни о любви и о битве, и ткущих перья, прядущих нити, считающих тучи, гадающих о судьбе по красным зернам и предающихся досугу, словно женщины, мимо певцов, живописцев, гадальщиков, ювелиров…
Гуакамайо(трясет правой лапой, будто кидает красные гадальные бобы). Что ж, погадаю… (Скачет, словно его поразило то, о чем бобы говорят.) Жребий, жребий! (Качает головой, играет бобами и передразнивает предсказателей.)
Кукулькан. В утренних моих чертогах, под балдахином из летящих птиц, на троне из самого чистого в мире золота, я занимаюсь делами. Казначеи, садовники, ключники сообщают мне о моем
Нансе – любимая пиша Вукуб-Какшла и, следовательно. Гуакамайо. царстве: стелют ли постель облака, сменяют ли старые гнезда не гниет ли маис в амбарах…
Гуакамайо(гневно бьет крыльями). Та-та-та-та-та…
Кукулькан. Обернувшись ягуаром, я играю до полудня в мяч или состязаюсь с воинами и стрельбе из лука и из пращи. Но приходит полдень – глаза у людей слепнут от пота,-и. переждав тот миг, когда взгляд белого колибри встретится со взглядом золотой стоножки, я снимаю желтые одежды и облачаюсь и красное. Я унизываю руки рубинами и крашу уста кровавым соком хищных цветов. Под воркованье голубок, присевшихуводы, под сенью сосен я сплю, не закрывая глаз, в гамаке из дырчатых
Гуакамайо. Тьмы воинов, Кукулькан, попадают каждый день в твои капканы! Тьмы воинов красят кровью закат под вечерней звездою.
Кукулькан. Я-как солнце! Как солнце! Как солнце!
Одним прыжком влетает Чинчибирин. Он очень легок. Он- пламя, несомое ветром. Весь в желтом, как Кукулькан, без маски, он держится подальше и от желтого занавеса, и от пестрого Гуакамайо.
Чинчибирин(низко склонившись перед змием). Господин мой, великий господин!
Кукулькан. В чем дело?
Чинчибирин(не выпрямляясь). Господин мой и повелитель, с тобой желает говорить хранитель леса. Он отдыхал там, где кролики и папайя (дынное дерево), и увидел, что все изменилось: плоды бегут, словно кролики, а кролики сосут ствол и ветви. Теперь он повествует о диковинных делах. Семя колибри посеяно на нашей земле.
Кукулькан, на ходулях, уходит направо. Господин мой,господин!
Кукулькан ушел. Чинчибирин поднимает голову и входит в волшебный желтый круг, чтобы спастись от Гуакамайо; тот неподвижен, словно спит.
Кукулькан – как солнце, как солнце, как солнце!
Гуакамайо(шумно и гневно бьет крыльями). Квак аку-квак, квак? Аку-квак?
Чинчибирин. Как солнце!
Гуакамайо. А что с того, если в его дворце все – обман и марево, как во дворце Солнца? Все зыбко там, все мерцает и все неверно. А мы, Чинчибирин, мы – звери, певцы, жрецы, живописцы, чародеи, женщины, тучи, листья, и воды, и жабы, и цветы, и ласточки…
Ласточки(вдалеке). Пи-у, пиу, пи-иу!
Гуакамайо. Кузнечики…
Кузнечики(вдалеке). Кри-кри! Кри-кри! Кри-кри!
Гуакамайо. Горл и н ки…
Горлинки(вдалеке). Гуль-гуль! Гуль-Гуль! Гуль-гуль!
Гуакамайо. Кабаны…
Кабаны(вдалеке). Хрр-хрр-хрр! Хрю!…
Гуакамайо. Петухи…
Петухи(вдалеке). Ку-ка-ре-ку!
Гуакамайо. Койоты…
Койоты(вдалеке). У-у-у-у! У-у-у! У! У-у-у!..
Лают псы, кудахчут куры, грохочет гром, свистят змеи, поют и щебечут птицы, когда их называет Гуакамайо, плачут дети, смеются женщины, и в довершение картины шумят, суетятся, судачат люди в толпе.
Гуакамайо. Нет ничего, Чинчибирин, все – марево и порок, только сменяется свет, когда Кукулькан идет от утра к ночи, от ночи к утру, и потому нам кажется, что мы живы. Жизнь – такой серьезный обман, что тебе,