Юный Владетель сокровищ. Легенды
Шрифт:
Хуваравиш(его не видно). Пойду поищу Бабку Заплатницу! Она возьмет иголку с ниткой и пришьет к моим ушам эти бредни. Ралабаль. Помолчим, пусть говорят.
Чинчибирин(резко). Что я вижу, то вижу, и это не обман! Я вижу, как прячется солнце, описав дугу в трехцветном чертоге, и прячется оно не там. откуда вышло! Что я вижу, то вижу! Гуакамайо. Мы попусту тратим слова!
Чинчибирин. Нет!
Гуакамайо. Аку-квак? Ты. наверное, отпил из чаши. Глаз колибри – маисовый зуб Солнца.
Чинчибирин.
Гуакамайо. Вечера нет. он – наважденье… Чинчибирин. Вот ты и запутался! Если солнце идет назад, кто же справляет свадьбу ночью? Ночь создана для женщин. Женская грудь- как птичье гнездо. Кого же переодевают, чьи вечерние одежды сменяют на одежды мрака и красные рубины на черные камни тьмы? Ты говорил так сам! Я тебя поймал на слове, победил твоим же оружьем!
А та, кто делит с ним ложе до зари…
Гуакамайо. Покровители наши ушли. Где Хуваравиш? Ралабаль. Я не ушел, и я не здесь.
Гуакамайо. Я все объясню. Слушай, Чинчибирин, и запомни крепко, словно Бабка Заплатница вдела в иглу волос своей слюны и пришила мои слова к твоему сердцу!
Чинчибирин. Я слушаю, я жду твоих слов, Зеркальная Слюна. Гуакамайо (торжественно). Солнце восходит, достигает глаза колибри в середине неба и движется назад, отражаясь в другой половине небосвода, в огромном зеркале.
Потому меня и зовут Великой Слюнкой Обманного Зеркала! Это мы, слюнки зеркала, создаем мир. Ночь, созданная для женщин, – обман. Солнце не достигает ночи. Туда является его отражение. Женщина получает выдумку, а не правду. Кукулькан не спит с ней, и любит она только его образ.
Чинчибирин. Ты играешь словами! Камень из моей пращи разобьет это зеркало, и Кукулькан, мой великий господин, будет любить ту, кто осталась с ним до зари.
Гуакамайо(удивленно). Чинчибирин, убей меня, пусти стрелу – но не мечи камня!
Чинчибирин(целится). Я убью тебя алой стрелой! Гуакамайо. Нет! Возьми ту, что подобрал в Краю Изобилья! Чинчибирин (удивлен, что тот знает его тайну). Желтую? Гуакамайо. Квак! Когда ты се подобрал, она не была стрелой!
Чинчибирин. Она была цветком… Желтым цветком яй…
Гуакамайо. Желтая стрела – невеста Кукулькана. Она будет с ним до зари!
Чинчибирин(стиснув зубы, отступает медленно, закрыв лицо рукой; другая рука беспомощно повисла, в пальцах – уже бесполезный лук и алая стрела).
Яи, желтая стрела… стрела… моя стрела… Яи…Яи…
Гуакамайо. Ты -лучник! Лучник! Яи – стрела! Я – радуга, аку-квак!
Жребий Солнца брошен!
Черный занавес цвета ночи, волшебного цвета ночи. Кукулькан раздевается. Падают на пол и маска, и колчан, и украшенья, и одежды. Ма ногах проступают пятна крови, брызги заката. Женщины, чьи руки колышатся, как пламя, под звуки далеких дудок и окарин облачают его в черное, кланяясь и танцуя. Другие женщины вползают на коленях, поднимаются, разрисовывают черточками и точками
Кукулькан(в нос, сквозь зубы, во сне). Тень, ночная трава, зелень без шипов. Черные черепахи, круглые, как сердце, играют невдалеке. Они играли так много, что уже забыли, как играть и во что…
Бородатая черепаха. Как играть, сестрицы? Черепахи. Играть, как играется. Бородатая Барбара спрашивает нас, а сама не играет. А мы, сестрицы, играем, и чавкает вода, и глухо звенят наши панцири, стукаясь друг о друга.
Бахромчатая черепаха. Разве ты забыла, сестрица, какие у нас игры…
Черепахи. А-ха-ха, Бородатая Барбара! Бахромчатая черепаха,… если спрашиваешь, как нам играть?
Бородатая черепаха. А во что мы играем, сестрица? Зачем ночью игры? Не знаю, как вы можете так жить! Ночью – игры, днем – спите…
Бахромчатая черепаха. Знаешь, только забыла.
Черепахи. А-ха-ха, Бородатая Барбара!
Бородатая черепаха. На том берегу тихо!
Бахромчатая черепаха. А-ха-ха, Бородатая Барбара!
Черепахи.А-ха-ха…
Бахромчатая черепаха. Играть – наш долг. Все достойные черепахи обязаны играть.
Черепахи. А-ха-ха!
Бахромчатая черепаха. Нет, вы лучше послушайте. И фа – наш бунт. Когда нам, черепахам, надоедает таскать свой панцирь изчаса в час, изо дня в день, таскать и таскать и терпеть, мы ищем труда повеселей, и вот играем.
Бородатая черепаха. Что ж, твоя взяла. Бахромчатая сестрица, звенящая пузырьками вод! Давайте играть!
Черепахи.А. Бородатая, теперь – играть, а раньше нагло спрашивала, зачем мы играем!..
Снова слышатся звуки окарин и тростниковых дудок, потом – праздничные крики. Босые старухи в черном мелкими шажками несут Ку-кулькану на черных подносах маисовую кашу с медом и без меда, дымящийся черный тамаль (лепешка из маисовой муки с начинкой из перца (ацтеке.)). круто посоленное мясо, приправленное перцем, и плодовое пино. Другие, еше старше, несут жаровни из об-лииной глины, на которых трепещет пламя,- они будут курить благовония. Одна из старух подносит к губам Кукулькана тростниковый стебель, набитый табаком. Старухи исчезают в бездонных йодах времени. Вверх поднимаются белые облака жертвенного курения и синий дым табака. Музыка громче. С обеих сторон выходят по пять девушек; у ног, внизу, над ступнями, они держат тростниковые плетенки, и ряд их похож на изгородь, украшенную зеленью, желтыми цветами и чучелами красных птичек. Ступая взад и вперед, в такт музыке, звенящей у их ног, девушки приближаются к ложу. Подойдя вплотную, они бросают цветущие плетенки и кидаются врассыпную.