Юрий Милославский, или Русские в 1612 году
Шрифт:
– Боярин!
– сказал Образцов, - когда мы не согласны меж собою, то пусть решит весь Нижний Новгород, кто из всех нас любит более свое отечество.
– Вы это сейчас увидите, бояре и сановники нижегородские, - сказал Минин, вставая с своего места и поклонясь почтительно всем присутствующим.
– Да ты еще ничего не говорил, Козьма Минич, - вскричал Черкасский. Говори, говори, чья сторона правее!
– Не мне, последнему из граждан нижегородских, - отвечал Минин, - быть судьею между именитых бояр и воевод; довольно и того, что вы не погнушались допустить меня, простого человека, в ваш боярский совет и дозволили говорить
– Что ты, Минин! в уме ли?
– вскричал Черкасский.
– Юрий Дмитрич, - продолжал Минин, обращаясь к Милославскому, - ты исполнил долг свой, ты говорил, как посланник гетмана польского; теперь я спрашиваю тебя, сына Димитрия Юрьевича Милославского, что должны мы делать: идти ли к Москве, или покориться Сигизмунду?
Яркий румянец покрыл лицо Юрия; он приподнялся до половины, хотел что-то сказать, но вдруг остановился и с судорожным движением закрыл рукою глаза свои.
– Боярин!
– продолжал Минин, - если бы ты не целовал креста Владиславу, если б сегодня молился вместе с нами на городской площади, если б ты был гражданином нижегородским, что бы сделал ты тогда?
Отвечай, Юрий Дмитрич!
– Что сделал бы я?
– сказал Юрий, устремив сверкающий взор на Минина. Что сделал бы я?.. Положил бы мою голову за святую Русь!
– Что ты, Юрий Дмигрич!
– шепнул Туренин.
– Молчи, боярин!
– вскричал Милославский с возрастающим жаром.
– Это выше всех сил моих! Так, граждане нижегородские! я умер бы, благословляя господа, допустившего меня пролить всю кровь за веру православную. К Москве, верные и счастливые нижегородцы! Спасайте угнетенных ваших братьев! Они ждут вас. Они рабы поляков, а не подданные Владислава.
Не верьте Сигизмунду: он вечный и непримиримый враг наш; не страшитесь поляков - их многочисленная рать страшна для одних безоружных жителей московских.
Спешите, храбрые нижегородцы! спешите водрузить хоругвь спасителя на поруганных стенах священного Кремля! Вы свободны, вы не присягали иноплеменнику. А я...
я добровольно поклялся быть верным Владиславу; я не могу умереть вместе с вами! Но если не оружием, то молитвами буду участвовать в святом и великом деле вашем. Так, граждане нижегородские! Я удалюсь в обитель преподобного Сергия; там, облеченный в одежду инока, при гробе угодника божия стану молиться день и ночь, да поможет вам господь спасти от гибели царство Русское.
Юрий замолчал; крупные слезы градом катились по лицу его. Пораженные неожиданною речью Милославского, все присутствующие онемели от удивления. Несколько минут продолжалось общее молчание; вдруг опрокинутый стол с громом полетел на пол, и князь Черкасский, перескочив через него, бросился на шею к Милославскому.
– Прости меня, любезный!
– кричал он, прижимая его к груди своей, - я обидел тебя!.. Пусть осмелится кто-нибудь сказать, что ты не сын моего друга Милославского!
– Да, да, пусть попытается кто-нибудь!
– повторил Барай-Мурза.
– Ты достоин быть нижегородцем, Юрий Дмитрич!
– сказал Образцов, пожимая его руку.
Минин не говорил ни слова, но с нежностию отца смотрел на Юрия и утирал потихоньку текущие из глаз слезы.
– Итак, - продолжал Черкасский, - теперь, кажется,
– Идем!
– вскричали почти все присутствующие.
– К Москве так к Москве!
– сказал боярин Мансуров.
– Дождемся князя Пожарского да с божьим благословением...
– Но кто же будет главою царства Русского?
– спросил дьяк Самсонов.
– Прежде очистим Москву, а там уж подумаем, - отвечал Мансуров.
– Изберем всей землей в цари кого бог даст!
– сказал Образцов.
– И поклянемся, - прибавил Мансуров, - жить дружно, забывать всякую вражду, а помнить одного бога и святую Русь!
– Насилу-то и ты заговорил, молодец!
– закричал Черкасский.
– Пусть дьяки и бояре, которые ничем не лучше дьяков, - прибавил он, взглянув на Туренина, - заседают в приказах, а в воинскую думу им бы и носа не надобно показывать.
– Теперь, Юрий Дмитрич, - сказал боярин Мансуров, - ты можешь отвезти наш ответ Гонсевскому.
– Не лучше ли остаться с нами, - перервал Черкасский, - и подраться с поляками?
– Нет, боярин: бог карает клятвопреступников:
пока я ношу меч - я подданный Владислава.
– Юрий Дмитрич, - сказал Мансуров, - мы дозволяем тебе пробыть завтрашний день в Нижнем-Повгороде; но я советовал бы тебе отправиться скорее: завтра же весь город будет знать, что ты прислан or Гонсевского, и тогда, не погневайся, смотри, чтоб с тобой не случилось того же, что с князем Вяземским. Народ подчас бывает глуп: как расходится, так его ничем не уймешь.
– Прощай, боярин!
– сказал Минин.
– Дай бог тебе счастия! Не знаю отчего, а мне все сдается, что я увижу тебя опять не в монашеской рясе, а с мечом в руках, и не в святой обители, а на ратном поле против общих врагов наших.
Милославский, уходя, заметил, что боярина Туренина не было уже в комнате. У самых дверей дома встретил его Алексей; он казался очень встревоженным.
– Я больше часу дожидаюсь тебя здесь, Юрий Дмитрич, - сказал он. Знаешь ли что? Ведь хозяинто наш недобрый человек!
– Что ты хочешь сказать?
– А то, что мы из одного омута попали в другой.
Воля твоя, боярин! сердись на меня или нет, а я, не спросись тебя, перетащил наши пожитки на постоялый двор, вот тот, что возле самой пристани.
– Для чего ты это сделал?
– А вот для чего. Знаешь ли, кто теперь спрятан в дому у боярина Туренина?.. Тот самый разбойник, который вчера в лесу хотел нас ограбить!
– Неужели?
– Да добро бы один, а то с ним еще четверо пострелов, из которых каждый уберет нас обоих. Как ты пошел сюда, я вышел поглядеть на улицу и присел у самых ворот за столбом. Этак около сумерек - гляжу, крадутся пятеро молодцов вдоль забора; я-то за столбом им был не в примету, а мне все было видно. Вот один из них шмыг в ворота! глядь - тот самый разбойник, которого Кирша называл Омляшем. Он перемолвил словца два с дворецким, махнул товарищам, и они шасть на двор. Пошептались, потолковали меж собой, да и полезли все на сенник. Вот, боярин, и я смекнул, что дело плоховато; тотчас все наши пожитки и конскую сбрую вытащил потихоньку за ворота да ну-ка скорей выводить лошадей будто б на водопой; навьючил на одну все наше добро, да и был таков. Хорошо еще, что некому было за мной присмотреть: дворецкий, видно, заболтался с своим гостьми, другие слуги пошли шататься по городу, а конюха так пьяны, что лыка не вяжут.