Юся и эльф
Шрифт:
— Не надо, — я едва не споткнулась об очередного лакея, которому незамысловато свернули шею. И судя по тому, что парень выглядел удивленным, подобного он явно не ждал. — Нет такого некроманта, который ограничится лишь одной дверью в лаборатории… это же основы… выживания.
Я толкнула следующую по коридору и остановилась. Вдохнула тяжелый запах пота, благовоний и чужого мужчины, который был… болен?
Определенно, болен.
Иначе к чему дурман-трава, которая единственно, на что способна в чистом виде, так это боль снять. А вот те склянки, выстроившиеся вдоль зеркала,
И вот тот тазик, на дне которого виднелся скарификатор.
Но запах… гниющей плоти, тяжелый, почти невыносимый. Мог бы и окно открыть… странно только, что этот запах я не ощутила прежде.
А за стеной громыхнуло, взывло и снова громыхнуло, намекая, что не след задерживаться в месте столь неприятном. Я теснее прижала шкатулку, ощущая волнение демона, который в свою очередь точно знал, что искомое — рядом.
Куда?
Влево.
Ванная? И кровавые бинты в очередном тазу… нет, не то. Гардероб? Тоже сомнительно, чтобы папеньке было удобно наведываться в лабораторию через шкаф. А вот наряды его, темные, строгие… и еще дверь. Кабинет? Кажется. И если так, то особый, поскольку открывается не сразу, будто раздумывая, стоит ли впускать столь сомнительных личностей. Но охранные заклятья молчат. И демон попритих.
Кабинет тесен.
Только-только влез стол, стул и полки, на которых виднелись папки с бумагами. Много папок и много бумаг. Некоторые, надо полагать, старые, вон, пожелтели от времени. На других виднелись следы огня. А третьи и вовсе хранили в себе такие заклятья, от которых мне подурнело.
Дверь, впрочем, нашлась сразу. И вела она в лабораторию.
Правда, от лаборатории мало что осталось.
Стекло на полу. Пятна мутной жидкости, на которые я старалась не наступать. Запах химикатов и гноя. Сломанная мебель. Кровь… мертвец с разорванным горлом. Все же прав был Чумра, говоря, что нехорошее это место. Что ж… мир его душе.
Личи сидели в разных углах, не сводя друг с друга взгляда. И следовало признать, что даже после смерти Марисса осталась красивой.
Куда красивей меня.
— У-у-уб… — просипела она. Тело ее изогнулось, грудь почти коснулась пола, а острые локти разошлись. Пальцы с проклюнувшимися когтями впились в доски, а задница, еще обтянутая красным бархатом, нервно дернулась.
— Убью, — подсказал наш лич и, растянув губы, зашипел.
А я прижалась к стеночке.
Стоило Мариссе шевельнуться, и рык лича заставлял ее замереть. Она смотрела на него с ненавистью, но лишь смотрела.
Стало быть, наш сильнее?
Или… скорее силы равны. Вот они и держатся. Хранят равновесие.
Пускай. Я по стеночке. Я вижу коробку, которая стоит на полке. Я дотянусь до нее…
— Уб…рся… — она уже говорила, но хрипло, глотая слова. — Уб… уб…
— Убьешь, я поняла, — я прижала коробку с лапой демона. Интересно, а Мариссу он может под контроль взять? Не то, чтобы мне питомник личей устроить хотелось, но вот… чисто теоретически… хотя бы временно, чтобы не мешала.
Демон пытался, но воля его скатывалась
Марисса оскалилась.
— Ты меня, как понимаю, никогда не любила… и да, теперь это очевидно, — я вот все же рискну. По стеночке. Шаг за шагом. Не сводя с Мариссы взгляда, потому что другого шанса у нас не будет. А демон… демон нужен.
То есть, в мире нашем он нафиг не сдался, а вернуть домой его следует.
Да.
И демон со мной всецело согласился.
— Это ведь ты ко мне подошла… тогда… раньше… ты выбрала меня из всех… и я долго удивлялась, чем же стала тебе интересна. Правда в том, что ничем, да? Тебе велел папочка…
Утробный рык был ответом.
— О да, скотина редкостная… сначала воспользовался, что матерью моей, что тобой, а потом… я вот начинаю думать, что мама не просто так сгинула.
Марисса захихикала.
— Значит, правильно думаю… что из нее сделали?
Я почти дошла. Если протяну руку… тяну… осторожно, медленно, пытаясь не делать резких движений. Пусть лич и не собака…
— Или просто убрали, чтобы я осталась одна, да? И чтобы она не проболталась?
Пальцы касаются заветной коробки. А сердце стучит оглушительно. Сколько времени прошло? И где отец? И почему в его комнатах пахнет смертью? Страшно ли мне? Уже нет… наоборот, я испытываю мстительную радость, когда удается подцепить коробку.
— Но не так уж важно. Куда интересней, что сделали из тебя. Он тебе клялся в любви? А на деле что?
— Дура, — вполне отчетливо ответила Марисса.
— Я? Или ты? Хотя… погоди… ты сама решила, верно? Как же, бессмертие практически. И разум сохраняется, а силы вовсе возрастают. Так почему бы не рискнуть.
— Дур-ра…
— Это ты про меня или про себя? — я стащила коробку и сумела поймать ее на лету, пристроив на шкатулку. И демон счастливо заурчал. — Впрочем, не важно… мы обе хороши, да.
Я сделала шаг назад.
И еще один.
Сумела переступить через лежащего Чумру, даже не споткнулась. Обошла край стола. А Марисса… она просто смотрела.
И улыбалась.
Улыбалась. И смотрела. И в этой безумной ее улыбке мне виделось торжество.
— Уходим, — я вцепилась в руку застывшего мужа. — Как можно скорее…
Ворчание лича было ответом, но и в нем теперь мерещилась насмешка, будто нам позволили уйти… и да, определенно позволили.
Из лаборатории.
Из дома.
На улицу, по-прежнему пустынную. И только сиротливая стайка крыс держалась у стены. Ни людей, ни… нелюдей.
— Знаешь, не думал, что скажу такое, — Эль крутил головой и острые уши его подрагивали. — Но… как-то все просто. Что ли…
А лич домой так и не вернулся. И почему-то его мне было жаль.
Часть 8. Заключительная
Это неправда, что все темные дела творятся исключительно ночью. Нет, я понимаю, откуда пошла эта байка, все-таки нежить, как ни крути, недолюбливает солнечный свет, в темноте им сподручней. Но то нежить. А вот остальным-то что?