Южаночка
Шрифт:
— Голубь замерзает! Скорее! Скорее к желтой беседке! Раз! Два! Три!
Гаврик, Южаночка и Даня мчатся теперь, взявшись за руки, с гиканьем и притопыванием, точно заправская тройка. На задней аллее темнеет густая толпа институток. Мелькают клоки, зеленые подолы платьев из под них, «своих» и «чужих» девочек… Все нерешительно топчутся на одном месте. Слышатся жалостные возгласы, вздохи…
— Бедняжечка! Верно он уже мертв!
— Замерз! Конечно! Замерз! И говорить не о чем! Погиб!
— О, бедный, бедный голубчик… А может быть он еще дышит, его можно спасти!
— Mesdames! Кто решится
— Или хоть просто-напросто убедиться жив он или умер?
Голоса институток звенят затаенным волнением. Точно порванные струны инструмента дрожат в них… Кто решится? Кто полезет в сугроб, глубокий сугроб, доходящий даже самым высоким до колена?
Гаврик, Ина и Щучка подбегают к группе как раз в это самое мгновенье.
— Что за народ собрался! — скалит свои щучьи зубы Даня и смеется во весь рот.
— Верховская! Идол бесчувственный! Нашла время хохотать! Тут, живое существо умерло, а она хохочет, — упрекает девочку чей-то сердитый голос.
— А может быть еще он живой, душки, — выражает свою мысль Гаврик.
— Надо узнать! — подхватывает Южаночка, и прежде чем подруги и «чужеземки» успевают остановить ее…
Она уже в сугробе…
Раз! — Провалилась чуть до пояса, — два — еще! Три! Вот так скачка! Точно заяц по снегу! Левой, правой! Левой! Правой. Раз! Два! Раз! Два! Ловко! Ина фыркает от удовольствия и весело заливчато смеется…
По аллее бегает Маша Ланская и кудахчет как курица, потерявшая цыпленка.
— Палтова, вернись! Ей Богу же, вернись! Фальк наябедничает! Фальк где-то близко!
— Ну, коли страдать так вдвоем веселее. Гуртом дешевле, — с хохотом заявляет Гаврик и птицей взлетает в свою очередь на сугроб. Трах! И она провалилась тоже… Вытащит одну ногу, вязнет другая… А все-таки любо! А все-таки чудо, как хорошо! Вот бы только догнать Ину и все прекрасно. А Южаночка уже далеко… Перед ней огромная поляна… Ноги выше колен то и дело тонут в рыхлом, мокром, молодом снегу. Снегъ забрался в сапоги, в калоши, холодно, щекотно и мокро ногам… И за «клокой» снег, а передник и платье совсем мокры, мокры хоть выжимай. Не дай Бог показаться в таком виде Крысе на глаза!
А там далеко на снегу серым или вернее сизым пятном выделяется что-то… Надо узнать во что бы то ни стало, жив он или уже умер бедный голубок.
Палтова назад! Гаврик! Гаврик! Назад ступайте, — надрываются подруги с края дорожки. — Милька поймает! Ступайте назад! Несчастные! Да будете ли вы слушаться, наконец!
Назад! Как-бы не так! Вернуться, несолоно хлебавши, с полдороги. Нашли дур!
И Южаночка, а за ней Гаврик продолжают зайцами прыгать по сугробу, ныряя как рыбы, в пушистом снегу.
Стоп! Серо-сизое пятно теперь всего в десяти шагах от Инны. «Ну-ка, еще! Будь храбрым солдатом! И марш на приступ, ура!» — подбодряет себя девочка и снова прыгает по колено в снегу.
Вот оно! Наконец-то! Она здесь, она у цели. Быстро наклоняется, хватает серовато-стальной предмет и с громким хохотом подбрасывает его в воздух.
— Старый, рваный, серый чулок! — кричит она, обращая разгоревшееся румянцем личико к задней аллее.
— Ста-ры-й чу-у-лок! — подтверждает она новым протяжным криком, приставляя обе руки трубой
Гаврик стоит с минуту недоумевающая, красная и мокрая, в снегу. Смотрит с минуту изумленно, делая глупое лицо и вдруг валится в снег и хохочет, хохочет без конца, хохочет…
А Ланская и Даня продолжают топтаться у края аллей и кричат, прикрывая рты…
— Назад, сумасшедшие, назад. Милька плывет на горизонте… Назад скорее… Вам говорят назад.
— Ага, Милька! Плохо дело, ну, айда назад Ина! — И Гаврик, со сбившимся на сторону капором снова, теперь уже первая ныряет в сугробах… Южаночке остается только последовать ее примеру.
Терять времени нельзя, ни минуты, ни одной секунды.
— Скорей! Скорей! — кричат им девочки с задней аллеи и протягивают руки.
Еще одно усилие, другое, третье… Еще скачка с препятствиями на несколько минут и обе и Гаврик и Ина уже стоят в общей толпе. Но, Боже, в каком виде?
— Господи! На что они похожи обе! Как им показаться в таком виде на урок! — с искренним ужасом восклицает Ланская. Действительно, хороши обе, подолы и передники мокры, хоть выжимай. Что делать? Бежать переодеваться и сушиться — Милька узнает и, чего доброго, оставит без приема и за поведение, как Бог свят, влепит кол, — продолжала соображать вслух, всегда находчивая Ланская, — а лучше вот что сделать: на урок Паровоза мы их куда-нибудь спрячем, а на Батюшкин урок Милька уйдет с субботними ведомостями к княгине, а Фальк у пастора с двух часов на уроке в библиотеке будет… Мы же этим временем упросим бельевую «Добрыничку» переодеть их. Только чур, mesdames, не выдавать Палтову и Гаврик ни за что в мире, слышите? Мы все виноваты и все хотели голубя спасать… А они только смелее других оказались и в сугроб полезли. Ужели в этом их вина?
Маша обвела глазами толпу окружавших воспитанниц, своего и чужих классов.
— Не выдадим, разумеется, не выдадим! — закричали звонкие голоса.
— А вы mesdames-чужеземки, — обратилась, помолчав немного, Ланская к чужим, — а вы не выдадите нас?
— Ну вот еще! Вы с ума сошли, Ланская, как вы можете еще спрашивать об этом! Что мы Иудушки, что ли, чтобы выдавать? — обиженным хором отозвались те.
— Так помните, душки, чтобы не спрашивала Милька или кому, не дай Бог попадемся на глаза, — горячо в свою очередь наказывала подругам Щука — один ответ: все виноваты, все за голубем бегали, а замочились только двое, потому что сбились с дороги и попали в сугроб. Так всем и говорить.
— Так всем и говорить! — Охотно отозвался дружный хор.
— Дети в класс! Дети в класс! — послышался неожиданно раздавшийся где-то по близости голос госпожи Бранд и вся толпа девочек стаей испуганных птиц шарахнулась с последней аллеи.
Глава XVIII
В пещере. — Скандал
— Лина, дитя мое! Господин пастор ждет тебя в библиотеке, — прозвучал сладкий голос Эмилии Федоровны и нежным движением обняв за плечи племянницу она направилась, было, с ней к дверям класса. Но на минуту остановилась, сделала строгое лицо и обернувшись к своему шумному стаду произнесла по адресу девочек, грозя сухим костлявым пальцем, по-немецки: