Южаночка
Шрифт:
Как раз в то время, когда ее босые ножки дробно перебирали, едва касаясь пятками паркета, а сама она неслась быстро, как призовая лошадь, описывая круг на арене цирка, чья-то худая тонкая фигура незаметно метнулась от входа зала в ее противоположный конец, туда, где между печкой и портретом чернели прюнелевые ботинки и сиротливо белели на скамье нитяные Южаночкины чулки. Подбежать к скамейке, схватить то и другое, сунуть под передник, и тем же стремительным шагом вернуться в коридор было для Каролины Фальк делом одной минуты.
В
— О, tante, tante! 14 О, какой ужас! Она сняла обувь и бегает по залу — босая!
— Кто? Кто бегает босая по залу? Говори же толком, Лина! — испуганно проронила та.
— Палтова, тетя, Палтова. Кому же другому придет в голову такая мысль. Ах, тетя! вот ее обувь! Я принесла ее тебе! — и Лина протянула злополучные башмаки классной даме.
14
О, тетя, тетя!
Между тем, Южаночка, и не подозревая предательства, с легким сердцем заканчивала последний круг своей скачки, головокружительным галопом, под неумолкаемый хохот столпившихся в кучку «чужеземок» и «своих», как неожиданно громкий голос Верховской, стоявшей «на часах» у двери, во все время «номера», испуганно крикнул.
— Милька идет! Ина! Палтова! — беги обуваться скорее.
— Выиграла пари, выиграла! — пронеслось в ту же минуту по залу ответным криком.
И Южаночка стрелой бросилась к заветному уголку, между портретом и печкой.
Каково же было изумление и даже испуг девочки, когда она не нашла там ни башмаков, ни чулок!
— Ищи под скамейкой! Ищи под скамейкой! — кричала ей в самое ухо Даня и белокурый вихор забавно трясся над умным высоким лбом девочки.
Ина, а за ней Гаврик и Щука кинулись все трое под скамью.
Но увы! И там не оказалось злополучной обуви Южаночки!
— Mesdames! Сознайтесь, кто подшутил над Палтовой так глупо и жестоко? — кричала Гаврик, бросаясь от одной воспитанницы к другой.
— Мы не трогали! Мы не брали. Ей Богу! Никто не мог сделать этого из нас! — слышались тут и там взволнованные голоса.
И вдруг все стихло. На пороге залы появилась госпожа Бранд. Одну минуту она молчала и только обводила проницательным взором присмиревшую толпу девочек. Потом зазвучал ее голос и она заговорила резко и повелительно, почти грозно.
— Палтова! Подойди сюда!
Эффект вышел неожиданный. Ина Палтова, должна была подняться со скамейки, на которую успела сесть при входе классной дамы, чтобы спрятать поджатые под себя голые ножки и идти на зов ее воспитательницы.
— Присядь! Присядь к полу! Авось не заметит! — успела шепнуть своему другу на ухо находчивая Даня.
Но увы! Не заметить босые ноги было трудно, невозможно!
А Южаночка все шла и шла и бесконечным казался ей этот путь от печки до дверей залы.
— Накажет! Непременно накажет! И куда только могли деться злополучные чулки и башмаки. Неужто их унесла злая фея? — проносилось в голове девочки.
А над этой победной головушкой уже звучал неприятный голос, уже собиралась гроза.
— За отвратительное, мерзкое мальчишеское поведение, не допустимое в наших стенах, ты будешь строго наказана. Завтра я не позволю тебе выйти к твоему деду. Ты останешься без приема на этот раз!
— Что?
Это «что» сорвалось так неожиданно и так трогательно наивно, что никто даже не засмеялся ему. Черные глаза Южаночки метнулись испуганным взором. Личико ее побледнело. Углы рта болезненно оттянулись вниз…
— Что ты переспрашиваешь, точно глухая? — уже окончательно вышла из себя госпожа Бранд, — Не слышала разве? Я запрещаю тебе за твое дурное поведение видеть дедушку на завтрашний день. Понимаешь?
Увы! Чернокудрая девочка очень хорошо понимала значение этой тяжелой для нее фразы. Ее красивое личико потускнело. Голова опустилась на грудь.
— Теперь ты поняла меня, надеюсь? — произнес над ней все тот же неуловимый голос и тут же добавил уже значительно мягче совсем по-иному:
— Лина, дитя мое, отдай этой скверной девчонке ее чулки и башмаки.
И в тот же миг, как по щучьему веленью перед Южаночкой очутилась ее исчезнувшая было обувь. Немало не смущаясь присутствием в зале «чужеземок», Ина тут же опустилась на паркет и стала медленно натягивать чулки, на свои стройные ножки. А кругом нее уже шумели и волновались, и «свои» и «шестые» и «пятые», словом, все младшее отделение N-ского института.
— Нет, желала бы я знать имя той предательницы, которая выдала Палтову, бедняжку?
— Ведь это такая подлость, такой… — горячась и волнуясь говорила Маша Лонская, прослывшая за образец безупречной честности среди подруг.
— Бог знает, что за гадость. Неужели такой Иудушка может найтись среди институток, — хорохорилась Гаврик и ее темные глазенки прыгали от негодования.
— А я догадываюсь, mesdam'очки, кто сделал это! — не чуть не смущаясь присутствием в зале классной дамы, крикнула Верховская и ее белокурый хохолок снова заплясал свой обычный танец.
— Я знаю имя предательницы! — крикнула она еще раз задорно и громко, вперив в лицо Фальк загоревшиеся гневом глаза.
Белобрысая Лина густо покраснела и испуганным взглядом метнулась на тетку. Последняя, как бы угадывая ее молчаливую мольбу, засуетилась сразу, забила в ладоши и закричала на всю залу по-немецки: