Южная пустошь - 2
Шрифт:
Через полсвечи у меня был список из десятка имен. Самым первым Дрыщ назвал имя самого опасного мага, того из-за которому ясноградскому сутенеру пришлось кинуться в бега.
Я еще раз вчиталась в строчки, написанные моей рукой и разрешила, кивнув на монету:
— Забирай.
Золотой грил исчез в драных одеждах так же быстро, как прежде лурд. Дрыщ вскочил и, отбежав несколько шагов, повернулся ко мне…
— Ты это… Елька, — пробормотал он, пряча бегающие по сторонам глазки, — того… Не все здесь. Еще есть. Но, — торопливо добавил он, увидев, как я нахмурила брови, — они
— Ясно, — кивнула, чувствуя непреодолимое желание выругаться.
Я не стала себя сдерживать. Дрыщ, услышав бранные слова, расплылся в довольной улыбке. И рванул к барной стойке. Деньги жгли карман, а похмелье желудок. Однако, пройдя несколько шагов, остановился, повернулся ко мне и нерешительно добавил:
— Ты, это… Ель… Один маг рядом с Жереном крутится. Друганы они теперь. Та что ты… эта… осторожнее, — он с намеком покрутил глазами.
Твою ж мать! Я с размаху стукнула кулаком по столу. Ярость и злость на проклятых магов бесила неимоверно. А еще, если Дрыщ прав и Жерен попал под их влияние, то я уже выдала себя, отправив письмо со всеми секретами из Ургорода. И не только себя. Но и старого чудака — Агора, который решил пойти против Великого отца.
Дрыщ веселился. Он был слишком туп, чтобы просчитывать последствия на несколько шагов вперед. А вот мне совсем не было смешно. Если маги заполонили Грилорию, и пробрались в королевский замок, то, возможно, все уже кончено и мой брат попал под их влияние, став послушной марионеткой. Пусть Веним утверждал, что это не так, но его путь от Монтийской Епархии до Ургорода занял почти полгода, слишком чужим был большой мир и первое время монах передвигался только ночами, днем прячась в кустах, чтобы не встречаться с людьми большого мира, которые его пугали.
Могло ли за это время все измениться? Еще как могло.
— Ваше величество? — Пока мы с Дрыщем болтали, из комнат, со второго этажа спустились Веним и мальчики, но все это время сидели чуть поодаль, дожидаясь когда мы закончим разговор. И сейчас Веним смотрел на меня со смесью тревоги и сочувствия. — Что-то случилось? Этот странный, грязный мужчина принес вам дурные вести? Я не успел? И маги начали войну? Боги, — простонал он, — они же заберут моего сына. Ему слишком хорошо дается магия.
Если поначалу излишнее любопытство Венима насторожило меня, то сейчас, глядя на его побледневшее от ужаса лицо, я поняла, что этот свинопас искренне переживает за своего сына, оставшегося в Епархии. Он слишком настоящий, чтобы его страх был игрой.
— Нет, — слегка улыбнулась я, — мы говорили о другом. Война не началась и твоему сыну, скорее всего ничего не угрожает. Но ты прав, вести не слишком хорошие.
Монах успокоился сразу, повеселел, с улыбкой огляделся и, увидев, подавальщицу, отчаянно и весьма откровенно кокетничающую с Дрыщом, слегка покраснел:
— Никогда не привыкну к тому, что ваши женщины ведут себя столь, — он на мгновение замялся, — вольно. Я даже к тому, что они
— А как у вас? — поддержала я разговор, щелкнув пальцами, чтобы привлечь внимание подавальщицы. Она с неохотой оторвалась от Дрыща, обладающего совершенно непонятной мне популярностью у женщин Нижнего города, и направилась к нам.
— У нас женщины живут отдельно от мужчин, — тут же откликнулся монах. — раз в сезон к ним приезжают монахи, заслужившие право на ребенка. Женщины предаются плотским утехам с мужчинами, а потом вынашивают и рожают детей. Девочки остаются с матерями, чтобы продолжить свое служение Богам. А мальчиков в три года забирают в мужские монастыри.
Подавальщица, которая как раз подошла к нам и невольно услышала последнюю фразу, насмешливо фыркнула:
— Не хотела бы я жить в вашей стране, где бы они ни была. Видеть мужика всего раз в сезон, это не по мне. Мужик должен быть в постели каждый день, — хихикнула она, кокетливо дернула плечиком и замахала ресницами, заигрывая с Венимом, который от таких недвусмысленных намеков покраснел, как вареный рак. Девица довольно рассмеялась.
Если бы не разговор с Дрыщом, я ни за что не позволила бы девке вести себя так в моем присутствии. Но сейчас я слишком углубилась в свои мысли… Выходит, Дрыщ был прав, маги появившиеся в Яснограде, были голодны до женского общества, ведь всю жизнь провели в закрытых монастырях.
— Что будете заказывать? — вспомнила о своих обязанностях девица и вопросительно взглянула на меня, безошибочно определив того, кто будет платить. Хотя она явно не подозревала о моем статуте, решив, что раз я говорила с Дрыщом, значит птица не такого высокого полета, несмотря на дорогую одежду и украшения.
А я не стала ничего объяснять. Возможно мне и, правда, следует отправиться в Ясноград инкогнито. Погулять по городу, оглядеться… Если Жерен, на помощь которого я рассчитывала, теперь связан с магами, то мне придется искать других сторонников.
Получив заказ на три порции жаркого, мясной пирог, пиво и медовый взвар, подавальщица, подмигнув монаху, удалилась призывно качая бедрами. Покрасневший, как девица на выданье, Веним не отрываясь смотрел ей вслед. А потом, судорожно вздохнув, оттянул воротник своего одеяния и хрипло произнес:
— А вот к тому, что ваши женщины продают себя за деньги, я не привыкну никогда. Это как-то противоестественно. Женщина должна быть заботливой матерью и тщательно выбирать отцов своим детям. А не рожать от того, кто может заплатить за дитя.
— Они не рожают от того, с кем спят, — прошелестел еле слышно Грегорик.
— Но зачем тогда они делают это? — Веним удивленно взглянул на бывшего раба.
— Для удовольствия, — пожал плечами тот. — Хотя я тоже не понимаю, почему мужчины им платят… В плотских удовольствиях для мужчин нет ничего приятного…
— Ну, не скажи, — монах все еще был розовым от смущения, но тем не менее возразил.
Между мужчинами начинался излюбленный ими разговор «про баб». Я совсем не хотела это слышать. Мне хватило того, что я увидела. Обе стороны спора были жертвами привычных устоев. Поэтому вмешалась.