Южно-Африканская деспотия
Шрифт:
На следующий день все повторилось с той лишь разницей, что солнце на этот раз периодически пряталось за облако, и океан сразу переставал играть красками, и ветер злобился, и брызги, долетавшие до девчонок на баке, становились холодными и те недовольно взвизгивали. Глядя на это, Вован усмехнулся про себя. До Луанды такой скоростью было суток шесть, и он готов был биться об заклад, что уже к концу пятых суток все они будут умирать от скуки.
В отличие от своих сухопутных товарищей, море Вовану никогда не надоедало. Уж он-то знал, что море одинаковым никогда не бывает, но перемены неуловимы для непривычного глаза. Вот и сейчас, при, казалось бы, одинаковых условиях, море могло принять сотни образов.
— Эй, Саныч! — неожиданно крикнул из своего кресла Петрович.
Язык его совершенно не заплетался, хотя он уже употребил внутрь не менее кувшина благородного напитка. Вован неохотно оторвался от приятных мыслей.
— Чего тебе?!
— Далеко ли нам еще до стоянки?!
Вован прикинул в уме. Петровичу не нужна была высокая точность.
— Суток четверо при таком ходе!
Вопреки мнению Вована, никто из его пассажиров не успел заскучать, когда на горизонте показался берег Африки в местности, называемой Луандой, вернее, устье реки, обозначенной на картах двадцатого века как Бенго.
— Право руля! — скомандовал Вован и баркентина, убирая паруса, пошла к берегу, почти не снижая хода — эстафету у парусов приняла паровая машина.
Когда берег стал виден во всех подробностях, на нем обнаружилось примерно два десятка негров, которые прыгали и орали. Похоже, приветствовали. На берегу, рядом с аккуратными поленницами лежали штабеля толстых бревен и какая-то куча, прикрытая пальмовыми листьями.
Пока вождь с Вованом услаждали друг друга речами, а Максимка, исполнившись важностью от осознания момента, переводил, Бобров крутил головой, поражаясь увиденному, а матросы выгружали из шлюпок ящики и коробки с товаром под радостные вопли негров, всячески старающихся им помочь, но вместо этого постоянно мешающих.
Наконец наступил торжественный момент. Вован придирчиво осмотрел представленный неграми товар, счел бревна и находящиеся под пальмовыми листьями слоновьи бивни и рога носорогов. Потом достал согласованный список цен. Он называл позиции, Максимка переводил, матросы отделяли нужное количество ножей, бус, зеркал, рулонов ткани, мешков муки, а выделенные специально для этого негры, складывали все это в отдельную кучу. Остальные толпились вокруг, не смея приблизиться, и глаза их горели от восторга и жадности.
Потом все богатство стали грузить на корабли. С бревнами закончили только на следующий день. Все остальное пошло гораздо легче. Под занавес вождь преподнес Вовану два крупных алмаза. Бобров пришел в неописуемый восторг и презентовал вождю висевший на стене в каюте Вована рекурсивный арбалет. Вован пытался возражать, но Бобров его не слушал. Он был готов отдать этому негру даже баркентину, не то, что какой-то арбалет. Ну, если бы было на чем добираться до дома.
В свою очередь, негр, получивший за два неприглядных камешка такое богатство, а еще узнав, что с его помощью можно убивать бесшумно и на большом расстоянии, был не просто счастлив, а счастлив безмерно. Получалось, что и Бобров и вождь получили от сделки все, что хотели и даже больше, а проигравшим оказался один Вован. Но и он долго не дулся, особенно после того, как Бобров сказал, что его груз тянет не менее чем два миллиона долларов, а если к нему добавить то, что он тащит от Новгорода, то тут и десятью миллионами не обойдешься.
После оглашения таких цифр Вован забыл об арбалете и опять задумался о мостике океанского лайнера, который стал вдруг ближе и реальней.
Через десять дней, преодолев под машиной полосу штиля на экваторе, суда бросили якоря в знакомой бухточке острова Гран-Канария. А еще через пару дней из-за мыса показались «Песочная бухта» и «Камышовая бухта», пришедшие из Херсонеса. Команды встретились
Обговорив все тонкости, Бобров с компанией погрузились на суда, распустили паруса и отправились на север. Немного погодя, из бухты вышли две шхуны, отправившиеся в прямо противоположном направлении.
Средиземное море прошли не напрягаясь. Ветер все время дул южный, то есть для шхун самый благоприятный. Особенно хороша была для плавания западная часть моря, не обремененная островами. Судоходство в это время было в основном прибрежным и, чтобы пересечь Средиземное море поперек, надо было быть не только смелым человеком, но также хорошим моряком, да и судно должно быть соответствующим. Поэтому Вовану, который шел почти по осевой, никто и не попался, за исключением какого-то финикийца, идущего, скорее всего, из Сиракуз. Финикиец, как это ни странно, не испугался, а отнесся вполне дружелюбно и, перекрикиваясь с палубы на палубу, Вован узнал, что в Сиракузах местные граждане опять бузят против своего тирана, который всех достал, и он очень не рекомендует достопочтенному Вовану нынче заходить в Сиракузы. Вован и не пошел.
Зато, когда они обогнули Пелопоннес с востока, имея намерение зайти в Афины, море стало напоминать суп с клецками из-за обилия кораблей. Вован поскреб затылок, и хотел было сбавить ход, но Бобров посоветовал ему этого не делать.
— Это они нас должны бояться, а не мы их, — заявил он.
А на резонный вопрос, заданный Петровичем, мол, пуркуа, ответил:
— Потому что мы на море как их Александр на суше. А, значит, должны уважать.
Вован эту нехитрую философию воспринял сразу и буквально и величественно ввалился на рейд Пирея под одними кливерами. Всякая мелочь перед ним разбегалась, словно блохи и даже боевые триеры, примерно равные по длине, не решались связываться, потому что Вовановы корабли оставляли ощущение небывалой мощи.
Пока Вован разбирался с портовыми чиновниками и любопытными, Бобров с Петровичем, сопровождаемые целым цветником во главе со Златкой и Апи, отправились побродить, имея в виду знакомство с последней афинской модой в специфическом жанре ювелирных украшений. Среди целого ряда лавок они выбрали ту, что побольше, справедливо полагая, что и ассортимент в ней будет богаче. Насчет ассортимента они не ошиблись, в лавке действительно было на что посмотреть. Женщины сразу прилипли к украшениям и, судя по возбужденным возгласам, оторвать их будет очень трудно. А Бобров с Петровичем, как и положено мужчинам, сразу заинтересовались оружием. Оружие действительно было великолепно. Судя по всему, в лавке находились трофеи военной прогулки Александра по восточному берегу Средиземки.
— Вот заметь, Петрович, — Бобров был доволен, словно он сам все это сделал и теперь втюхивал потенциальному покупателю. — Все драгоценные камни, коими украшено оружие, шлифованы примерно одинаково. Я имею в виду отсутствие граней. Как они этого добиваются, я не знаю, но игры камней здесь нет. Вот, к примеру, этот меч. Бобров осторожно взял в руки тяжелый акинак. Что, прежде всего, притягивает взгляд незнатока? Не клинок, хотя он и очень хорош, а многоцветный эфес. Много золота, много камней, пестрота и богатство. И любой прекрасно знает, что дорогие камни не будут ставить на плохой клинок. А вот красотой здесь, в нашем понимании, и не пахнет.