Южный Урал, № 1

Захаров Дмитрий

— Гляди, да ты и впрямь напугался! Плюнь, то совсем пустяк. Не сом это, ребята подшутили!

— Как! — не верил я своим ушам.

— А гляди, как это будет! — сказал он и с размаху бросился в Яик. Он исчез в глубине, но минуту спустя, я с высокого яра увидел, как под водой блеснуло его тело, которое скользнуло в гущу купальщиков. И вдруг позади Митяшки из воды мелькнула нога и хлопнула его по плечу.

— Сом плеском шутит! — закричали ребята.

Но Митяшка, не будь трусом, схватил ногу и выволок из воды Казанка.

— Экий, сомище! — весело крикнул он, и оба со смехом стали барахтаться в воде.

Солнце

давно перевалило за полдень. Многие из нас посинели, кожа на моём теле стала гусиной, выбежав из воды, даже на солнце я дрожал, как бездомный пёс. Голод гнал ко двору.

— Ну, ребятки, полдневать пора! — деловито сказал Митяшка. — Поскакали!

Шумной ватагой мы ворвались в станицу и разбежались по куреням.

— Где ж ты путался, чурилка? Митяшка коноводит, поди, всеми! Ох, непутёвый, садись, да похлебай кислого молока.

Бабушка поставила предо мной мисочку, с прохладной простоквашей и накрошила в неё хлеба. Не успела она и глазом моргнуть, как посудинка опустела.

— Скажи, как проворно! — поразилась старуха. — Что, небось, вкусна простоквашка?

— До ужасти вкусна! — сознался я.

— На возьми, небось опять оголодаешь, — сунула она горбушку хлеба. Время не ждало, ребята нетерпеливо кричали на улице. Мелькнув простоволосой головой, я, как стриж, вылетел из калитки. На станичной улице ребята пристраивались играть в бабки. «Ох, и что за чудесная эта игра!» — подумал я и бросился в избу.

— Бабушка милая, что же мне делать? — со слезами взмолился я. — Они в казанки играют, а я где возьму?

Старуха укоризненно покачала головой.

— Гляди, чего надумал! Да мы николи студню не готовим, отколь у меня косточки-казанки будут. Бедно, бедно, голубок, живём! — по лицу её прошла тень. Она подошла к печке, порылась в закутке, вынула тряпицу, что-то шепча извлекла оттуда и, протягивая мне двухкопеечную медную монету, сказала сочувственно:

— На, семишник! Пойди, купишь у Митяшки!

Сразу отлегло от сердца. Под солнцем, на раскалённой дороге поперёк были выстроены в ряд белые казанки. Митяшка и тут верховодил всем. Шла «скидка», — игроки закидывали за кон битки, устанавливая черёд. Кто забрасывал биток дальше, тот первым становился на линию и бил по кону…

Я передал Митяшке монету, и он отсчитал мне десять пар казанков.

— Только вот битка нет! — с сокрушением признался я.

— Не велика беда! Бери мою налитку [7] и вступай в игру!

7

Казанок с просверленным полым пространством внутри, залитым свинцом.

Я быстро приставил к концу свою пару казанков и вступил в состязание. Беда! Как ни старательно я нацеливался, мой биток проносился мимо кона.

— Ты, брат, что-то косоват! — разглядывая мою позу, сказал Казанок. — Гляди, как надо! — учил он меня и, став на линию, размахнувшись до отказа правой рукой, легко и свободно запустил свою налитку так, что она загудела в полёте. Врезавшись в ряды казанков, она произвела непоправимое опустошение. Бабки разлетелись в стороны и на кону остались редкие казанки для очередных игроков. Да, это был настоящий игрок! Его побаивался даже сам Митяшка…

Что

мог я сказать бабушке, если через полчаса после вступления в игру, у меня не осталось больше казанков, и я угрюмо стоял в сторонке и давал другим советы, как не надо запускать налитку? Горе-учитель! Однако, ребята снисходительно, с тактом выслушивали меня. А на сердце скребли кошки.

— Ну, что ты приуныл? — раздалось над моим ухом. Тяжёлая рука опустилась на плечо. Я оглянулся передо мной стоял ухмыляющийся дед.

— Ну, что, до нитки, поди, спустил? Это дело обычное. Ребята тут такие, не приведи господи! — покрутил он головой. Порывшись в кармане, он вытащил из него копейку. — Робятки, кто из вас казанков мне отпустит?

Сейчас же нашлись продавцы и отпустили старику пяток пар.

— Добро! — похвалил дед, оглядывая казанки: — А в игру примете?

К моему удивлению, вместо того, чтобы мне подарить казанки, старик выставил пару на кон и стал на линию. Он сопел, кряхтел, широко расставив ноги, долго нацеливался и запустил биток со страшным визгом. Биток пролетел мимо под дружный хохот ребят.

— Эх, пропасть, сорвался-то биток! — огорчённо почесал затылок дед.

В пять минут опустели и его карманы. Из окон соседских куреней выглядывали любопытные лица.

— Гляди, старый Назар сдурел, с ребятами связался! — тыкали пальцами в старика казачки, но, нисколько не смущаясь этим, он продолжал возиться с ребятами.

— Ну, всё! — вывернул он, наконец, свои карманы и, обняв меня, позвал: — Пошли домой. Нечего тут слюнки распускать!

Напрасно Митяшка предлагал мне сыграть в долг, дед горячо запротестовал.

— Мы николи в долг не играли и внукам заказано!

Пришлось огорчённым возвратиться в курень…

Рядом с нами примостился двор казака Степанки Голышева, который в эту пору отбывал действительную службу в далёком городке на западной границе, а в курене хозяйствовала его жёнка, красивая Варварка. Соседский курень во многом был хуже дедовского, он даже не весь был обнесён плетнём, и всё, что творилось на дворе, было видно, как на ладони. Сараюшки-плетушки разваливались, да они были и ни к чему: никакой живности Варварка не держала. Водились только петух да курочка, да и те одичалые бродили, где довелось. Зато в домике, по рассказам бабушки, была чистота: на окнах всегда белели чистые занавесочки, цвела герань. Жила Варварка опрятно, хотя и бегала по поденщинам, а больше всего вязала пуховые платки из нежной козьей шерсти. В семье у Голышевых не было своих ребят и Варварка взяла в дом приёмышем круглую сироту — Митяшку. Правда у казачонка имелась богатая-пребогатая бабка Чумлякова, но она из жадности отреклась от внука. И была она рада-радёхонька, когда Варварка увела к себе Митяшку.

Вот и жил мой новый приятель ныне по соседству, у Варварки.

Когда настал вечер, я не утерпел, чтобы не сбегать на соседский двор и не навестить Митяшку. Я ещё ни разу не бывал у Варварки и потому с трепетом и любопытством перешагнул границу голышевского куреня.

«Как живет у себя дома эта красивая и весёлая казачка?» — думал я, оглядывая неприглядные надворные постройки.

— Митяшка, дружок пожаловал! Заходи, заходи, красавчик! — неожиданно раздался приятный голос хозяйки. Она стояла в распахнутых сенцах и ободряюще улыбалась.