За час до рассвета
Шрифт:
Они стояли в арке другого дома, когда-то явно принадлежавшего богатому человеку, а теперь — полуразрушенному. Эн, набросив на голову капюшон, выбежал на улицу, и вскоре раздался его сорванный, низкий голос:
— Эй! Одноухий! Выходи, разговор есть! Какого ты меня Шестому отделению сдал?! Одноухий! Я знаю, что ты тут!
Свет в окошке мигнул, на улицу высыпала толпа мужиков внушительного вида, и они окружили Эн.
— Да я это, я! Смотрите, что терпеть пришлось из-за вас! Гады! Сдали меня, да?! Думали, поймают меня, и все?! — бушевал Эн и, кажется,
Раздались ругательства, шум, но все прекратилось, когда из дома вышел высокий, лысый мужчина с одним ухом.
— Прекрасно, Эн, — шепнул Кеймрон, и ураганный ветер пронесся по улице, сбил с ног всех находившихся у дома, а одноухого подхватил, поднял ввысь, закружил в вихре.
Остальные попытались сбежать, но в это время вздыбилась местами дорога, и из-под нее вылезли мощные корни, схватили всех за ноги, руки или туловища, оплели, не позволяя вырваться.
— Взять всех, — приказал Кеймрон, а сам достал из кармана часы.
Стрелки с равнодушием палачей показывали первый час ночи. Все, что могло случиться в лиловом особняке на Понд-Атре, наверняка уже случилось. Кеймрон резко закрыл крышку часов, убрал их в карман.
— В Шестое отделение их! — приказал он, а сам вошел в опустевшее здание.
Эн не соврал — здесь и правда находилось очень много взрывчатки, и хватило бы одной спички, чтобы на воздух взлетела половина улицы. На втором этаже в комнате лежали карты со странными отметками, тетради с записями, оружие, патроны, а в столе были спрятаны мешочки с золотом. Оставшиеся с Кеймроном два человека пригласили патрульных, привели их, ион оставил на них работу по описи всего, что находилось в здании.
Кеймрон вернулся в Шестое отделение. Одноухий сидел в допросной, и Кеймрон велел привести к нему Эн, а сам ушел в кабинет и вернулся в подвал через полчаса. В допросной была тяжелая тишина.
— Все, пора расходиться, — объявил он, и Эн увели в камеру.
Одноухий прищурился. У него было на редкость неприятное лицо, больше похожее на морду, и кривые желтые зубы, которые он постоянно показывал в оскале.
— Полагаю, он получил ответ на свой вопрос. А меня вот интересуют имена тех, кто стоит за тобой. Да, кстати, Тарлок арестован, его записи у нас. Так что лучше начинай говорить. За помощь можешь получить меньший срок на каторге.
— Все говорили, что ты революцию погубишь, — сплюнул одноухий. — Все.
— Революцию? Хотя бы ты не продолжай говорить о ней. Мы ведь оба знаем, ради чего это все было затеяно, — и Кеймрон прищурился. — Деньги вам платили не простые люди.
— И что? — хмыкнул одноухий. — Доить-то эти денежные мешки лучше, чем забирать копейки у вдов и рабочих! Кто сказал, что в конце бы мы послушались их и сделали все, как им хотелось бы, а?! Урод ты! Весь план нам сломал! А мог бы проснуться однажды в свободной и счастливой стране!
Кеймрон вскинул бровь. Поворот был неожиданный, это стоило признать.
— То есть у тебя был собственный план?
— Был. Да сплыл. Но ничего. Мне на смену придут другие, и они будут умнее, хитрее! И ты уже
— Будущее покажет. А пока не желаешь по доброте душевной сдать мне кого-нибудь из денежных мешков?
Одноухий пожелал. Он заговорил сразу, четко и ясно, оставалось только записывать. Но все это было подозрительно. Очень подозрительно. Список причастных к революции лордов и леди рос и ширился, и некоторые имена в нем вызывали недоумение, так как это были открытые сторонники императора. Не решили ли таким образом убрать его людей, пошатнуть положение Его Величества? Кеймрон не знал, но все, что сказал одноухий, требовало тщательнейшей проверки.
— Достаточно пока о знати, — прервал его Кеймрон. — А теперь скажи, что ты знаешь о лендейлском палаче. Он ведь среди вас. И это он убил во втором округе моих людей. И, полагаю, ты тоже тогда был там.
— Ничего не знаю, — и одноухий отвернулся. — Сумасшедший. С ним разговаривать противно. Обычно он приносил нам деньги, когда их не хватало. Выручал. А так у него была простая цель: убивать, чтобы запугать людей.
— Мне не нужна его характеристика! Кто он? Как выглядит?
Кеймрон подался вперед, а одноухий дернул бровями и опять скривил мерзкую рожу:
— Не знаю. Кто из нас пытался на него глянуть, ни у кого не вышло. Когда он приходил, мы все смотрели куда угодно, но не на него! Магия! Ни для кого ведь не секрет, что палач — фея!
И Кеймрон потерял интерес к одноухому. След, по которому он шел все это время, оборвался.
Он приказал увести одноухого в камеру, поднялся в свой кабинет, сел за стол. Ночь сменила предрассветная серость, делавшая все предметы загадочными.
Было поздно. Очень поздно, чтобы ехать к дому на Понд-Атре. Кеймрон боялся. Что, если он ошибся? Что, если виконт что-то сделал с Айри или ее сестрой?
К нему зашел барон Олден, сообщил, что канцелярия Его Величества ждет отчеты.
— И срочно, Кеймрон, — добавил он, покачав головой, и скрыл зевок, отвернувшись.
Барон тоже провел ночь без сна. Кеймрон кивнул, взял ручку, зажег свечу, достал чистый лист. Мысли текли неожиданно ясно, потоком, слова ложились на бумагу, но с каждой новой строкой он замирал, поднимал взгляд на закрытую дверь, за которой изредка раздавались шаги.
Айри была права: Лендейл не даст им жить вместе, слишком много у них обязанностей, слишком много дел. И это угнетало. Город играючи развел их в разные стороны, и единственное общее, что он оставил им, — лендейлского палача.
Кеймрон написал еще несколько строчек, а потом услышал быстрые, знакомые шаги. Дверь открылась, и первой в комнату ворвалась полоска света, легла на пол. Следом за ней ворвалась и Айри в ее форме, бледная, с блестевшими глазами, но серьезная и даже суровая.
— Я знаю, кто будет следующей жертвой палача. И я знаю, где это произойдет, — сказала она, закрыв за собой дверь, подошла к его столу, оперлась на него. — Выступление «Вуша» в императорском театре. Он хочет убить Фели.
Пламя свечи дрогнуло, исказив лицо Айри.