За чертой милосердия. Цена человеку
Шрифт:
В эту ночь поспать не удалось. Он лишь ненадолго задремал над столом и проснулся, услышав за стеной шаги тети Фроси. И все же, несмотря на усталость, Виктор был в приподнятом настроении. Сделано задуманное! Шесть запечатанных, готовых к отправке писем лежат в его полевой сумке. Одно толстое, похожее на пакет, и пять самых обычных писем партизанским товарищам. Они схожи даже по тексту. Писать все подробно не оставалось времени, и письма получались, может, немножко сухими, зато по-деловому ясными. Потом, когда решится вопрос с Павлом, нужно будет завязать настоящую переписку. А сейчас главное —
Лишь увидев на дверях почты замок, Виктор понял, что еще очень рано. «Надо было оставить письма Лене»,— с сожалением подумал он. Бежать в деревню не было времени, он собирался с первой же машиной уехать в семидесятый квартал. Доверить письма кому-то постороннему он тоже не мог. Мало ли что случится — забудут, задержат, а то и потеряют. Оставался один выход —-идти на квартиру к заведующей почтой.
Наскучавшийся за ночь старик сторож у магазина расспросил Виктора, зачем ему нужна заведующая, куда письма, почему их нужно отправить обязательно заказными, потом охотно показал дом заведующей, а на вопрос о ее имени-отчестве неожиданно рассердился:
— Да какая она тебе — отчества?! Верка и все... Отчество заслужить надо. В наше-то время отчество не каждому и к пятидесяти полагалось... А теперь как фигли-мигли на голове закрутила, так, пожалте-е, только по отчеству... А что, как говорится, в итоге? Нет уважения к старшим, вот что!
Весь день он провел в семидесятом квартале, куда уже заканчивался перевод участка Рантуевой. Завтра первые десятки кубометров леса должны пойти из новых делянок на нижнюю биржу.
Переход в новые делянки — привычное дело для лесорубов. Однако на этот раз он производился так, как будто совершалось что-то поистине грандиозное и невиданное. Возможно, это лишь казалось Виктору, который за множеством дел даже и не заметил, как минул день. Когда пришла «пищеблоковская» машина, он наспех пообедал, собираясь вздремнуть хотя бы полчасика, но как только привалился на скамью в кабине передвижной электростанции, мысли сразу вернулись к вчерашним событиям.
Теперь все воспринималось как-то по-иному. Вчера он жил одним чувством — что-то делать, не терять ни минуты... Остальное казалось само собой разрешимым. Сегодня этого уже было мало. Сегодня его беспокоил результат. Беспокоило даже письмо в Москву.
«У кого хватит терпения читать его целые полчаса?» — с досадой думал он, уже жалея, что поторопился отправить письмо.
В исходе дела он не сомневался и сегодня. Тут важно, чтобы там проявили интерес, а все остальное настолько очевидно, что даже и сомневаться не в чем. А вот заставит ли его письмо проявить внимание к делу Павла? Не лучше ли было написать обычное небольшое заявление, а уж потом, когда дело станут пересматривать, дать подробные пояснения?
Вечером, вернувшись в поселок, Виктор забежал на почту.
— Вы отправили мои письма?
— Конечно,— успокоила его девушка.— Пожалуйста, квитанции и сдача...
— Вот досада! — воскликнул Виктор.— А их нельзя никак задержать, а?
Он и сам знал, что это невозможно, но был в таком огорчении, что все-таки спросил.
— Что вы! — рассмеялась девушка и действительно стала похожа па Верку, которую смешно было бы называть по отчеству.—
— Мне из Петрозаводска? — удивился Виктор и сразу же подумал: «Наверное, Чадов! Опять будет оправдываться...»
— Будут повторно звонить в девять часов. Ждите в конторе! Надеюсь, выписывать вам официальное приглашение не надо?
В семь вечера почта закрывалась. Райцентр соединялся напрямую с квартирой Орлиева или с конторой лесопункта, где ночью дежурит сторожиха.
К девяти часам в конторе никого не осталось. Последним ушел Орлиев. За целый день они не обмолвились ни словом, но Тихон Захарович уходил как-то медлительно, словно знал о предстоящем разговоре и это очень интересовало его.
В начале десятого зазвонил телефон. Виктор почти нисколько не сомневался, что звонит Чадов, и был очень удивлен, когда услышал незнакомый голос:
— Это кто — Курганов?
— Да, да, это я,— ответил Виктор, начиная догадываться, кто вызывает его, но еще боясь ошибиться в своем предположении.
— Здравствуй, Курганов... Что, никак, уже не узнаешь по голосу? А всего-то и не виделись девять лет.
— Здравствуйте, Андрей Николаевич.
— Это ты мне звонил вчера? Ты? Тут у меня что-то напутали...
— Ничего не напутали, Андрей Николаевич! Все правда. Кочетыгов жив, он в заключении, в Чоромозе-ре... Он был в плену, понимаете... Это я во всем виноват... Я написал уже в Москву.
— Постой, постой... Теперь ты меня действительно запутал.., С такими делами ты мог бы и не звонить, а приехать в Петрозаводск. Разве по телефону о таких делах говорят?
Виктор, почему-то посчитав, что Дорохов тоже не проявляет должного внимания к судьбе Павла, резко ответил:
— Приехать я не могу.
— Почему?
— Завтра мы начинаем работу в новом квартале.
— Ну, а послезавтра? Или через два-три дня?
— У нас, знаете, как трудно сейчас...
— Трудно, говоришь. Ты хочешь, чтоб я приехал, что ли? У меня работы меньше, видать...
От радости Виктор даже не обратил внимания на иронию в голосе Дорохова.
— Конечно! Это очень-очень нужно, честное слово! — воскликнул он так горячо, что Дорохов рассмеялся:
— Спасибо за приглашение... Я, конечно, приеду. А сейчас ты можешь мне рассказать все по порядку? Можешь? Тогда начинай! Не торопись и говори спокойно... Я слушаю!
— Знаете... Лучше все-таки приеду я... Нет, завтра я действительно не могу, а послезавтра обязательно приеду... Письмо в Москву я уже отправил...
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Четвертый рассказ о войне
1
В марте 1944 года после неудачной войттозерской операции отряд Орлиева был переброшен в Заполярье. В средней Карелии уже чувствовалось приближение весны, а здесь, в далеком поселке Ковдор, откуда на запад уже не было ни дорог, ни троп, еще вовсю властвовала зима, с трескучими морозами, снегопадами и многодневными метелями.