Шрифт:
Глава 1
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Г. Шпаликов
Я не любил дачу, она была для меня каторгой на выходных, и концлагерем на летних каникулах. Путешествия туда и обратно начинались в марте и заканчивались в сентябре, с длительной остановкой в июле. Рациональных причин ездить в Никольскую каждую субботу, я для себя не находил, но мама считала иначе. Изредка скорость вращения, моего колеса страданий, сбавляли непредвиденные обстоятельства, или неотложные дела, но такие моменты были не часто, и существенно не влияли на мою участь.
Утром в субботу я обычно слышал, «Давай вставай! Мы на электричку опоздаем”, на мой вопрос нельзя ли сегодня не ехать, следовал ответ, “Я хочу отдохнуть от города, подышать чистым воздухом”, когда это не срабатывало, мама переходила к более сильному заклинанию, “Я дала слово, что не брошу родительский уголок!
У меня естественно возникал вопрос, кто это “мы”, если она взяла на себя обязательство, так пускай она и несет ответственность. Я-то тут причем, я просто хочу спать. На мое возражение она отвечала, “У тебя будет вечность чтобы выспаться”, лаконичности фразы позавидовали бы сами спартанцы. Слегка перекусив, мы с сумками вприпрыжку бежали на автобусную остановку, в это время обычные люди ехали на рынок, а мы на дачу.
Мои попытки бороться с несправедливостью, парировались: «Не задавай лишних вопросов – не беси мать твою!», про себя я в конце добавлял «Аминь!». С таким небольшим дополнением фраза приобретала библейское звучание. Делать было нечего, и я напускал на себя смиренный вид, но только для того, чтобы побыстрее прекратились нравоучения. Разъяснительная работа заканчивалась старым проверенным штампом: «Меня так воспитали!», как у Шварца, “Сделаешь гадость – все ворчат, и никто не хочет понять, что это тётя виновата”. В случае моей матушки – родители. Конечно, не совсем так, точнее все не так, негативный метод нужен больше для позитивного отражения добродетельных черт. Но когда я не сдавался, она прикрывалась авторитетом дедушки, и для пущей убедительности говорила, “Я назвала тебя в его честь, потому что он был хорошим”, дальше шло перечисление его положительных качеств, что сводило на нет мои попытки оспорить правильность ее решения.
Дедушку я не застал, он умер за несколько лет до моего рождения, и как было сказано, меня назвали в его честь, так сказать – живой памятник. Не то чтобы мне не нравилось мое имя, но все же не хотелось бы быть перевоплощением дедушки, каким бы он хорошим не был. Со слов всех, кто его знал, он был порядочным человеком. Все это было замечательно, но я не мог понять связи его жизни и наших постоянных поездок на дачу? Когда там жила бабушка, это было логично, но, когда мама ее забрала к нам, и дом закрыли, какой смысл каждые выходные туда приезжать, как на работу? На эти вопросы был только один ответ, “Надо!”, когда это заклинание не срабатывало, то мама переходили к формуле о сохранении доставшегося наследства, для будущего, аргументируя это тем, что “Ведь мы не знаем, что завтра будет, а вдруг пригодится?” Ага, как-то старье лежащие в кладовке, и ждущее своего часа, быть отправленным на свалку. Меня это не убеждало, ведь может быть пригодится, а может ляжет тяжким грузом на наши плечи, в любом случае это не основание каждую субботу ездить в Никольскую.
Сама идея сохранения на первый взгляд кажется правильной, ведь в музеях сохраняют произведения искусства, древние манускрипты, но до поры до времени, все в конечном итоге закончится разрушением, консервация может оттянуть на какое-то время неизбежное, но время победит. Выбор тут всегда стоит между кораблем Тесея, и красотой медленного увядания. В нашем случае первый вариант плавно переходил во второй.
Одно дело наблюдать за действительностью, а другое отсеять примесь семейных мифов и обид. Зачастую это не просто, но все же выполнимо. Мы живем в мире родительских историй, они навязываются нам часто не умышленно, иногда целенаправленно. Проблема состоит в том, что мы в большинстве случаем эти утверждения не проверяем, принимая их за априорное знание. Ребенок сильно подвержен такому влиянию, так как по факту является чистым листом, без опыта. До его рождения успевает произойти столько всего, что участники тех событий уже и сами не помнят, из-за чего все началось. Довольно часто неправильно понятое слово, плохое настроение, затаенная детская обида, как невидимый кукловод управляет действиями людей, постоянно путая карты и расстраивая мирные переговоры. В случае с ребенком, на него выливается информация не то, чтобы ненужная, а зачастую просто вредная, но так как он полностью зависит в физиологическом плане и духовном от родителей, то деваться ему некуда. Когда человек взрослеет он может изменить отношение к тем или иным событиям из прошлого, и сам определить где правда, а где вымысел, но к этому времени часто бывает, что сам он не в состоянии рассуждать, или уже натворил дел продолжая родительскую историю, или ему все не интересно, только изредка кто-то пытается разобраться в хитросплетениях родственных обид, выяснить истину и понять для себя, как оно было, прежде всего для себя, потому что те кто был участником событий или занимал изначально чью то сторону порою трудно, а обычно невозможно признать, что они не правы. Страх того, что всю жизнь ты заблуждался,
Я смотрел на все это и задавался вопросом, будь жив дедушка и находясь в светлом уме бабушка, как они бы отреагировали на это цирк с сохранением наследия? Ведь было бы логично продать усадьбу и жить спокойно. Но здесь был еще один фактор, который влиял на ситуацию – дядюшка. Свою часть, он со слов мамы, получил не мытьем так нытьем, а достигнув желаемого стал приезжать только отдыхать. Все не сделанное им приходилось делать нам. Маму это не останавливало, она неслась в перед, как ракета, не думая о том, что когда-нибудь топливо закончится, ведь это будет потом, а сейчас надо “быстрее пошевеливаться”. Это страшно злило, но ничего поделать я не мог.
Приезжая в Никольскую мне то и хотелось поменьше сажать и не надрываться из последних сил, но все было ровно наоборот. Я не мог на это повлиять, и я смирился. Конфликт, в котором ты не можешь выиграть не стоит вступать, и я занялся – саботажем. Это было логично, если тебя заставляют против твоей воли. Конечно, я помогал, но делал это без особого энтузиазма, ибо нет никакого желания вкладывать душу свою в то, что делается под давлением.
Так как, на дачу ездили в субботу, то это получался шестой неполный рабочий день, и я считал это преступлением, ведь в этот день сам Бог отдыхал и другим советовал. Суббота прекрасна тем, что уже не пятница, но еще и не воскресение. Суббота – это совершенный день, и в эту высшую гармонию врывается, «Надо!», как Мелькор вплетал свою какофонию, в музыку Эру, так и принуждение проникает и уродует, медленно умерщвляет все до чего дотянется, и в этом заключается весь ужас жизни. Воскресение – это не то, его можно сравнить с августом, вроде еще каникулы, но уже чувствуется дыхание сентября. А все потому, что вместо радости труда или учебы у нас повинность, “ты должен”, “обязан”, и подразумевается, что все эти “долги” нужно принимать покорно, не раздумывая, не задавая вопросов, и не отвечая вопросом на вопрос.
Надо ходить в детский сад, в школу, в музыкалку, в техникум, институт, армию, на работу. Надо жениться, завести детей, купить дом или квартиру в ипотеку на тридцать пять лет, машину в кредит, дожить как-нибудь до пенсии, и остаться еще работать, чтобы хоть как-то свести концы с концами и еще немного помочь детям или внукам, а потом сидеть перед телеком или компом, а там не за горами и смерть, и вместо того, чтобы быть похороненным нормально, тебя сожгут, потому что хоронить в гробу дорого и твои родственники не потянут такую сумму или просто не захотят тратиться, тем более тебе то уже какая разница. А когда жить? Когда? Ведь это не жизнь – это самоубийство, кто быстрее и эффективнее сойдет на тот свет. Понятно, что все там будем, но зачем-то так?! Но кто бы задавался такими вопросами, ведь вопросы люди не любят, проще действовать по шаблону, не тратя лишних сил несмотря на то, что это энергозатратное дело. Да, не думать удобно, “Ой, я не подумал”, магическая формула, которая, как бы снимет ответственность перед самим собой за содеянное.
Угасание и запустение усадьбы, ярко не проявлялись, потому что мы вырубали поросль вишни, сливы, акации, подрезали виноград, белили и мазали, красили, сажали огород, собирали фрукты. Не смотря на все эти действия все же было заметно, что люди там больше не живут, и неспешна природа растворяла следы человека. Постепенно, год за годом зарастала тропинка к дому, нежилой запах в комнатах, аромат сырости и гниющей листвы в саду похожий на запах пуэра, который особенно ярко проявлялся весной и осенью. Грустное очарование увядания.
На этом фоне, неизменным оставался огород, как символ вечного обновления природы и моих страданий. Каждый год в конце зимы мама сажала рассаду, свято веря, что хоть один помидорчик или огурчик мы обязательно съедим. Помимо приусадебного огорода был у нас еще один, в степи, там выращивали картошку, которая не окупала средств и сил, потраченных на ее посадку. Все работы выполнялись святой троицей огородника – лопатой, тяпкой, граблями, как предки завещали – преемственность поколений. По весне нанимали трактор, но он так вспахивал, что лучше бы вообще не трогал, а так все лопатой, под конец правда просто делали лунки без перекопки всего огорода, но все же это не отменяло бессмысленности этого занятия. Присыпать клубень землей, это пол дела после того, как он прорастет с него нужно периодически собирать колорадского жука и пропалывать от сорняков, по адской жаре, и под конец получить с двух мешков при посадке одно ведро мелочи размером со сливу, но зато своей, не купленной! Кроме нас, и за нас, картошку подкапывали – бабка соседка, и алкоголики. Не пойманный не вор, но все же неприятно. Стоит отметить, в их оправдание, что они оставляли нам немного, видимо, чтобы мы не обижались и на следующий год снова сажали. Обыденное воровство на селе, за воровство не считается, ведь “а, что такого, ну выкопал, и что? вы же не обеднеете?”, примерно так бы ответил воришка будь он пойман на месте преступления, или просто бы извинился и сказал бы, что “огородом ошибся”.