За други своя!
Шрифт:
— Что, уж мечом отмахнуть лень?! — переключился Гоймир. За его спиной Гостимир сделал испуганное лицо, а Йерикка под шумок ткнул мечом в горло раненого и достал брикет тротила:
— Пошли, Гоймир, вот взрывчатка…
…— Ящики одно, — Мирослав потянул один на себя, не удержал — грохнул, и в грязь выкатились зеленоватые бутылочки. — То ж пиво!
Йерикка поднял бутылку — на желтой этикетке скрещивались два белых колоса. Прочел:
— "Самоцветное"… Четыре градуса, — стукнул кулаком в перчатке по горлышку, плеснув белую пену, потом —
— Дай-ка. — Олег поднял одну, сорвал пробку, глотнул. — Хорошее пиво. Прихватим по штучке?
Кое-кто из горцев тоже подобрал бутылки, но особого энтузиазма никто не проявил. Олег все же положил пару в крошно, вздохнул:
— Бить жалко…
— Если б можно было в них хоть отраву залить, — ответил вздохом Гоймир. Мальчишки переглянулись — не враждебно и не дружелюбно, как раньше, а просто устало… Неизвестно, что подумал Гоймир, а Олег горько сказал себе: "Кажется, сил у нас не осталось даже на злость!" Он попытался вспомнить Бранку и чуть улыбнулся, когда она всплыла перед мысленным взором, как живая — отчетливая и улыбающаяся…
— Ты чего лыбишься? — вдруг спросил Гоймир. Олег вздрогнул:
— Представил себе, как это было бы — с отравой, — он в самом деле представил себе это и улыбнулся еще шире. И Гоймир засмеялся тоже, и серое лицо его вернуло себе свои пятнадцать лет, посветлело…
— Наособицу — отвар чемерицы, — сказал он. — А так все придётся колотить.
–. Да сожжем его, и все тут, — предложил кто-то.
— Вообще не надо было его трогать, — вдруг сказал Йерикка. Пояснил, видя, как на него с изумлением глядят остальные: — Мы ведь уходить собирались Тут пустоши заболоченные на сутки пути. Если нас накроют на чистом месте?
— Что же теперь — вообще их не трогать? — спросил Олег.
— Или мы идем на отдых — или продолжаем драться, — резко ответил Йерикка. — Мы сейчас небоеспособны…
— Эрик, прекрати! — заорал вдруг Олег. — Меня достали твои разговоры о небоеспособности! Два дня назад мы втроем перебили шестьдесят ханагров, как сидячих уток — и впредь так будет!
— Ты, помнится, тоже ратовал за уход, — спокойно напомнил Йерикка, лишь глаза расширились тревожно.
— Но не за бегство! — крикнул Олег, и часть горцев зашумела одобрительно.
— Тише! — повысил голос Йерикка. — Вы отдохнули пару дней — и уже готовы рваться в бой — так вам кажется?! Ну так вы ошибаетесь! Если на нас сейчас навалятся — мы выдохнемся очень быстро! Я уж не говорю, что у нас почти нет боеприпасов!
Он уже кричал. И это было настолько необычно, что Олег первым сказал примирительно:
— Да ладно… чего ты завелся? Сожжем грузовик и уйдем, они и не допрут, что к чему… Разве нормальный человек через эти пустоши попрется?
— Если мы сейчас погибнем, — уже спокойно оказал Йерикка, — то от излишней храбрости. Поймите все это. Поймите, что нам ВЫГОДНО жить дольше — мы сможем причинить врагу больше вреда.
Надо сказать, смысл слов был жутким. Парень прикидывал, не как ему ЖИТЬ,
Гоймир опомнился первым:
— Добро, кому ёще пиво требуется — берите.
Пива больше никто не хотел. Мальчишки, уходя, выпустили горючее в грязь, и Гоймир, не оборачиваясь, кинул через плечо брикет тротила с зажжённым фитилем.
Они подошли к тому месту, где в Темное озеро впадала одна из многих мелких безымянных речушек, берущих начало на болотистых пустошах к полдню. Здесь, в прибрежных скалах, Холод и Морок наткнулись на могилу одного из парней Квитко — каменный холмик с лежащим поверх него налокотным щитом,
украшенным символом племени.
Какое-то время братья стояли возле нее. Морок, неловко качнувшись, смахнул ладонью воду со щита. Посмотрел на старшего брата. Тот успокаивающе потрепал младшего по волосам:
— То добрая смерть…
— Слово мне дай… — попросил Морок, — одно что — схоронишь меня… — он зябко передернулся: — Нету охоты валяться… что ТЕ.
— Слово, — Холод вскинул руку, призывая Дажьбога в свидетели: — А и дождь кончился, смотри.
Дождь в самом деле перестал. Но тучи не разошлись, и ясно было, что они лишь собираются с силами, намеренные продолжать лить слезы по ушедшему лету.
А лето и правда ушло. Да и было ли оно по-настоящему?.. Так думал Олег, глядя на прибрежные камыши.
— Могилу сыскали, — сказал, подходя, Богдан. — Кто-то из наших.
Олег кивнул. Они стояли и смотрели, как вдали закипает вода — там уже вновь шел дождь, спешил сюда, не желая оставлять без присмотра этих странных ребят…
— Мне про ночь сон снился. Что мы не вернулись, — вдруг сказал Богдан, трогая носком кута чёрную, насыщенную торфом воду у берега.
— Это был страшный сон? — тихо спросил Олег, не отрывая взгляда от приближающейся серой стены.
— Нет… Тоскливый одно. Нас-то уж не было, страшно быть не могло. Я в том сне умер — так хуже, чем страшно. Тос-кли-во. Вот что дождь этот… Ты умирал во сне, Вольг?
— Я умирал наяву. И ты тоже.
— Слушай, — Богдан подернулся к Олегу, глаза у него были шальные, — а ну как что мы и умерли? Тогда, в плену-то? А часом…
— Прекрати, — Олег почувствовал, как по спине прошла дрожь.
— Так по чести? — настаивал мальчишка. Казалось, ему доставляет удовольствие пугать себя самого.
— И что же это — вир-рай? — спросил Олег. Богдан хмыкнул:
— Высоко летаешь!
— А у тебя выросли зубы… — заметил Олег.
— Жизнь уж такая…
Подошел Йерикка — сзади, а спереди подошел дождь. Олег спросил, не поворачиваясь:
— Что там?
— Сейчас будем переправляться.
— Широко тут?
— Сажен сто.
— Господи…
— Вот и я то же сказал — не помогло.
— Ладно, — вздохнув, Олег начал снимать плащ. Йерикка и Богдан смотрели на него в изумлении. Наконец Йерикка спросил вкрадчиво: