За други своя!
Шрифт:
— Да то, что мы можем говорить о таких вещах, как звезды.
Снег повалил, как из дырявого мешка. Он почти мгновенно таял, добавляя слякоти. Но эта поднявшаяся не с пенька метель сослужила горцам хорошую службу — видимость сделалась такой классной, что вельботы нехотя убрались, и чета рванула к горам.
До гор были сутки пути. И надеяться, что снег будет лепить все сутки кряду, не стоило. Шли молча и по возможности быстро. Метель кружила так, что следовало внимательно смотреть, не ушел ли
Температура резко упала. По ощущению было не больше +8-10 градусов, изо ртов идущих вырывался парок, в котором таяли снежинки. Кое-где — у валунов, поднимающихся из вереска — намело уже небольшие сугробы, снег не таял. Точнее, не успевал таять.
— Что, зима начинается, что ли? — проворчал Олег. Йерикка повернул к нему до глаз закрытое плащом лицо. На коже таял снег.
— Скоро сойдет — устало сказал он, поправляя ремень «дегтярева» на плече. — Пусть хлещет, иди трудно, но и нас не засечешь.
— Метель в конце сентября, — Олег пнул кучу снега. Под ней оказался камень.
— На ровном месте лужа не стоит, — поучительно сказал Йерикка. Олег, скривившись, переспросил:
— А?
— Да так… Это еще когда я жил на юге… Ехали мы с отцовским водителем по дороге за городом. Я, конечно, за руль запросился, сел, погнал вовсю. Вижу — лужа, ну, пустил ее под колесо — ба-бах! Аж передком грохнулся! Нос разбил себе, кровь капает… А водитель посмотрел на меня спокойно так и говорит. — "Запомни, парень, на ровном месте лужа не стоит." Сколько философских книг прочитал, но такого афоризма не слышал!
— У твоего отца был свой водитель? — поинтересовался Олег. Йерикка наклонил голову:
— Был.
— А вот интересно, — коварно спросил Олег, — есть на свете что-то, по поводу чего у тебя не найдется слов?
— Конечно. Собственная смерть.
…— То и всё, — буркнул Гоймир. — Йой, вот не ко времени!
Олег его вполне понимал. Снег шёл всё реже с каждой секундой, а они торчали на полпути к горам, в середине пустошей.
— А бегом? — предложил Морок. Гоймир вдруг засмеялся: — Ты чего? — обиделся мальчик.
— Одно представил, как мы за полчаса-то восемь вёрст пробежим.
— Оно и сказать нельзя, — пробормотал Морок.
Снег прекратился. Выглянуло и пригрело яркое солнце. Олег переступил с ноги на ногу, потом спросил Йерикку:
— Почему снег под ногами так хрустит? — и сам пояснил: — Это у снежинок хребты ломаются.
Ему никто же ответил. Гоймир, похожий на волка, заслышавшего лай собак, озирался по сторонам. Наконец — махнул рукой так, словно рубил голову
— Под вереск!
— Я того слова ждал — что праздника…
— Одно — до чего лужа красовитая…
— Не занимать, то я застолбил…
Олег передёрнулся. Он был голоден и устал, как собака. Ложиться на мокрую, холодную землю, заползать
— Я не хочу! — вдруг истерично заорал кто-то. — Нет мочи больше! Идите вы!.. Убейте одно! Ну, убейте, устал я!
Мирослав с неузнаваемым, сумасшедшим лицом стоял и, зажмурившись, мотал головой, отталкивая руки Рвана и Краслава, пытавшихся его повалить. Тогда Йерикка, подскочив сзади, спокойно и точно рубанул психанувшего парня за ухом ребром ладони. Ноги Мирослава подломились, и он рухнул навзничь.
— Прикройте его, — бросил Йерикка. — Кому еще помочь?
Олег брякнулся на живот и пополз под вересковый ковер. Ну его к черту… Йерикка и Гоймир легли последними.
Солнце светило вовсю. От мокрых платой и одежды, пробиваясь через вересковые стебли, шел пар. Впрочем, поднимался он и от мокрых камней, и от раскисшей земли. Те, кто лежал на спине, могли видеть, как в воздухе кружат пустынники — небольшие ширококрылые птицы вересковых пустошей; на Земле не было таких.
Потом появились вельботы.
Постепенно почти все погрузились в сон — тяжелый, тревожный, прерывистый сон, в котором они все равно слышали свист и треск над головами. Просыпались, прислушивались, засыпали вновь, ощущая одно — сырой холод. Сырой холод, пробирающий до костей.
Йерикка тоже просыпался и засыпал. Он был измотан больше остальных, потому что больше других от себя требовал. И он мог бы заставить себя уснуть, как следует. Но это значило — перестать контролировать обстановку.
Олег спал с ним голова к голове, и Йерикка мог созерцать грязное лицо землянина. По временам Олег открывал глаза и прислушивался, но, похоже, и в такие моменты не просыпался до конца.
Солнце ушло за тучи, и полил серый дождь. Вельботы продолжали барражировать, похожие на призраки.
— Им должно надоесть, — тихо пробормотал Йерикка. — Не могут же они вечно тут летать? Им ДОЛЖНО надоесть…
Ему показалось, что Гоймир, лежавший справа, что-то сказал. Йерикка повернул голову.
Гоймира трясло. Он лежал с закрытыми глазами, обхватив себя руками, и из-под век текли слезы. Губы юного князя шевелились — быстро и беззвучно.
Йерикка коснулся рукой плеча Гоймира:
— Ты что?
Странно, но тот сразу открыл глаза и повернул голову к Йерикке. Во взгляде усталость мешалась со слезами.
— Устал одно, — быстро сказал он. — Я тоже могу устать, — он отвернулся, но
продолжал говорить: — Идем, идем… идем день, сном — идем… и дождь! Он убить нас хочет. Все окоем нас убить хотят. В западню мы попали, нету мочи дальше тащиться. Грузно плечам, хребет трещит, я слышу, чую, Йерикка. Сломится часом хребет, и я в эту грязь свалюсь, и не схоронят меня — времени не сыщется… Отпустите меня, освободите… я умереть согласен, да пусть сразу, не хочу умирать день по дню, каплю за каплей… Не хочу одно часом мертвым проснуться…