За двумя стенами
Шрифт:
В воздухе он чувствовал себя несколько раздавленным и беспомощным, нежели в какой другой обстановке. Даже на корабле ему было лучше. Но делать нечего, приходилоcь терпеть и все преодолевать, невзирая на тяготы и лишения.
В то же время чувство полета придавало его уму новую свежесть, и он за время таких путешествий мог спокойно обнаружить в себе что-то новое или обдумать какое предложение, сделанное
Так было и сейчас.
Не успел самолет уйти дальше от тех злополучных разрывов, как его мысли заработали и начали прощупывать холодную подступь какого-то утреннего вездесущего зла.
Вначале Жукову показалось, что его вызов в Москву просто прихоть Верховного или желание увидеть лично и толком узнать обстановку, но сейчас, попытавшись восстановить в памяти детали одного ранее состоявшегося разговора, маршал вдруг подумал, что такое желание возникло не случайно.
Скорее всего, партийный аппарат вновь нуждался в очистке своих рядов, но тогда, зачем лететь куда-то в Москву, когда можно решить вопрос прямо на месте...Нет. Что-то здесь не то. Здесь что-то другое. Но вот что, хотелось бы знать заранее.
Долгие годы общения со Сталиным научили его быть осторожным в своих высказываниях и думах. И дело было вовсе не в боязни чего-то, а совершенно в ином, хотя внешне относящееся к тому же.
Жуков боялся быть недопонятым остальными. Но особенно он боялся показаться таким Верховному.
Еще задолго до того, как Сталин стал таким, как сейчас, у них состоялась одна из довольно неприятных бесед и, в первую очередь, конечно же, для него самого.
Сталин обвинил его в двурушничестве, прямо указав на связи с псевдокоммунистами и либерально настроенными гражданами.
Тогда, Жукову помог случай. Его спас сослуживец, давший показания супротив самого главного начальника НКВД и обрисовав картину всего происходящего на свету.
Сталин поверил. И поверил, конечно же, не за просто так. Он разыскал всех и вся и почти сделал очную ставку.
После того случая подобного не повторялось. Сталин, внешне якобы убедившись в его благонадежности, не обращал внимания на разного рода наветы, поклепы и просто болтовню.
– Так что же сейчас произошло?
– думал Георгий Константинович, - неужто, кто осмелился именно сейчас предъявить какое-то ложное обвинение?
И кому? Ему, Главнокомандующему, маршалу, удостоенному многих наград, в том числе и Героя, и т.д. и т.п. Что ж, возможно. В нашей стране заведомо ясно, что именно это возможно всегда. Не это ли та, утерянная ранее нить, что разостлалась сквозь время между ним и какими-то другими людьми. Отчуждение. Вот, что способствует разрыву.
Так за кого же он воюет? Может, и впрямь за самого себя или за того же Гитлера,
Хотя нет. Чего ему бояться. Народ на его стороне. Врагов почти нет, так как все уничтожены. Даже мысли и те уничтожены, не говоря уже о каких-то повадках и прочему человеческому. Что не говори, а Иосиф Виссарионович поработал на славу. Себе на славу.
Но и людей не забывал или не обижал. Его нельзя укорить в чем-то. Даже сыном пожертвовал ради уцелевшего в бою генерала.
Но является ли это его оправданием в общей вине перед народом и страной в целом?
Кому, как не ему, нужно было решать в свое время о переходе армии на другое положение. Кому, как не ему, приходилось думать над многим и принимать какие-то решения.
Да. Он решал многое и за многих. Но тому виной не один он. Это Жуков понимал так же ясно, как и то, что сейчас летит в самолете.
Вина та лежит на самом народе. Это он позволил взвалить себе на спину огромную ношу и тяжесть проволочек, небольших заколотов и псевдолюбящих партийцев.
Да. Он тоже состоял в той же партии, но это он, не они все огулом. Он понимал, зачем шел в ее ряды. Это давало возможность к руководству и высшему разряду мысли.
Что же давало это простому народу вполне понятно.
В первую очередь - сласть. Сласть упования на своих вождей, а если уж точно, то на ту одинокую мумию в Мавзолее, которую почему-то на время войны сохраняли в специальном месте.
Во-вторых, это давало народу власть над другими такими же, ибо, как не крути, а простой донос или неправильно произнесенное слово можно трактовать по разному, что и давало преимущество головотяпству.
И, в-третьих, это давало тому же народу свободу восторжества своей иносказательной мысли, посеянной в героях и лжепобедах за годы долгой и упорной гражданской войны.
Нет. Она не закончилась для всех тогда в 21-м или уже двадцать втором.
Она продолжается до сих пор средь того люду, что остался и кто жив пока смутными поминаниями о прошлом и долгих летах царю и отечеству.
Она не прекратилась и по сей день. Только ее не видно снаружи. Она идет внутри каждого, а сверху имеет место уже злотоядное и псевдопрекрасное.
Так кто же здесь прав, кто виноват?
Сталин? Но ведь он прав по-своему. Если уж решили одни идти сами куда-то, то не сворачивайте, оглядываясь на прошлое и других.
Если домогались своей власти, то вот она - получите в руки. И что?
Что они имеют сейчас?..
Недоученных инженеров, долгодумных председателей или злополучных хозяев на своей земле, сеющих рожь по снегу и пожинающих ее же по дождю.