За флажками
Шрифт:
Но я им даже не собирался задаваться. В конце концов, это их экскурсия. Мое дело маленькое — крутить баранку да собирать деньги. А за три часа, да по ночному тарифу сумма накапала немалая. Когда в районе четырех утра они решили, что достаточно поматерились в окошки, на счетчике было в полтора раза больше, чем я обычно собирал за ночную смену. В принципе, мне можно было уже и не колесить по ночным улицам. Однако я, обуреваемый жаждой наживы, не собирался от этого отказываться.
Между тем банкир смачно потянулся, захрустев суставами, зевнул и спросил:
— А что, если мы ко мне занырнем, а, девочки? Продолжим, так сказать, вечеринку?
Откликнулась лишь одна. С трудом орудуя заплетающимся языком, она поддержала предложение своего гида:
— А что, поехали! Гулять — так гулять.
Вторая экскурсантка промолчала. После недолгого замешательства выяснилось, что она спала.
— Вот те раз! — растерянно промямлил банкир. — И что теперь делать?
— Все нормально! — успокоила его подружка. — Едем к тебе, как решили. Чтобы я из-за этой дуры такую возможность теряла? Фи!
— А ее куда? — тупо спросил экскурсовод.
— Куда-куда! В гостиницу! — сказала, как отрезала, командированная. Серьезная женщина, мне даже завидно стало.
— Понял, — получивший ЦУ банкир заметно приободрился. Видно, несмотря на положение, которого достиг, в руководящей длани он до сих пор нуждался. — Ты слышал, шеф? Везем нашу подружку в гостиницу, а потом — ко мне!
— Что за гостиница? — вяло, по случаю сонного состояния, поинтересовался я. — И какой у тебя адрес? Я, извини, не телепат, из головы читать не умею.
— Понял, — снова сказал банкир и открыл было рот, чтобы выдать затребованную информацию, но подружка перебила:
— Едем сначала к тебе. А потом пусть он Верку одну в гостиницу везет. А то разбудим ее, она не захочет в свой номер идти. Еще и за нами увяжется. А я не хочу, чтобы она за нами увязывалась. Я хочу, чтобы мы с тобой до утра наедине побыли…
Во время этой речи голос подружки звучал все интимнее и интимнее. Я буквально физически ощущал, как напрягается под воздействием ее либидо банкир, как трещат по швам его штаны и как готовятся лопнуть от перевозбуждения его глаза.
— Понял, — в третий раз он выхрипел это слово с таким трудом, словно ему на горло наступил какой-то супостат в кованых башмаках. И он назвал мне свой адрес.
Мое дело, говорю, маленькое. Я отвез парочку, куда заказывали, получил деньги за потраченные на них километро-часы, потом еще немного сверху, чтобы хватило добраться до гостиницы — как оказалось, «Светлана». И, проводив взглядом потенциальных любовников, которые — готов сожрать полное собрание сочинений дедушки Ленина, если ошибаюсь — через полчаса потеряют где-то приставку «потенциальные», настолько мило они выглядели, удаляясь к дому банкира. Он, не стесняясь никого, даже меня — хотя, что меня стесняться? я и не такое видел, — засунул руку ей сзади в юбку, а может, и глубже. Она этому не сопротивлялась — напротив, приобняв его правой рукой за то жирное, что некогда звалось талией, сладострастно что-то бубнила в ухо. Походка банкира становилась все более неуклюжей и к подъезду он подошел, имея вид ковбоя, потерявшего по дороге лошадь да так и не заметившего пропажи. Я понимал, отчего у него такая поза. Со мной это тоже иногда случалось. От избытка гормонов в крови. У банкира трещали яйца, натурально.
Я помотал головой, изгоняя сонное оцепенение, заставил глаза принять широко распахнутое положение и поехал.
У «Светланы» меня настиг пик. Тот, кто работал в ночную смену или стоял ночные вахты, знает. Между тремя и шестью утра — в
Часы показывали половину пятого, световой день еще и не думал о себе заикаться, а до конца смены было ровно столько же, сколько до скончания времен. Поэтому волей-неволей пришлось быстро что-то изобретать.
К счастью, в гостинице существовал ночной бар. Хотя, с другой стороны, покажите мне сегодня хоть одну гостиницу без такого заведения? Могучим усилием воли вытащив свое сопротивляющееся туловище из-за баранки, я бросил его именно в этом направлении.
Туловище шло, изрядно пошатываясь, но меня это уже мало волновало. Потому что мозг отказывался воспринимать происходящее в обычном режиме. Он вообще отказывался его воспринимать. Для того чтобы сохранить в голове хоть крупицы разума приходилось снова прибегать к услугам силы воли. Та, растянутая между необходимостью тащить куда-то тело и поддерживать хотя бы видимость работоспособного состояния у мозга, скрипела, пыхтела, но пока не рвалась. Медленно, но верно я приближался к бару.
Портье в холле посмотрел на меня не очень дружелюбно — наверное, ему не понравилось мое штормовое состояние, а может, смутила дырка в районе коленки на рабочем трико. Но, увидев, куда я направляюсь, препятствий чинить не стал. Подозреваю, что его самого в этот момент терзало такое же жестокое желание приложить часиков по пять на каждый глаз, как и меня. В общем, он остался сидеть. А я продолжил поход.
В баре, когда я туда вошел, что-то тихо погромыхивало — то ли Бон Джови, то ли еще какой Джон. Я в зарубежном металле не силен, а когда полусонный — тем более. Поэтому не стал зацикливаться на музыке. Как и на дыму — на котором не только топор, но и его палача можно было вешать без опасения, что они упадут. И на публике, которая накурила столько гадости и сейчас точила друг о друга лясы за бутылочкой пивка или стопкой водки, я тоже зацикливаться не стал. Сразу направился к стойке.
Бармен мне понравился. Тощий, длинный и поддатый. Очень похож на художника, если бы профессиональная форма одежды — черные брюки, белая рубашка да галстук-бабочка — не смазывали впечатление.
Когда я нарисовался у стойки, он протирал белоснежным полотенцем какую-то посудину, похожую на гипертрофированный фужер для шампанского. Мое появление на него никакого впечатления не произвело. Он продолжал меланхолично натирать фужеру мозоли.
Я не без труда взобрался на стульчик для пианистов, которые почему-то так любят ставить перед барными стойками, подождал немного, но равновесия так и не потерял. Это меня немного взбодрило. Ровно настолько, чтобы я сумел выдавить из себя:
— Сбацай мне, друг, тройной кофе с двойным сахаром. И чем меньше будет посуда, тем лучше.
Бармен скосил на меня правый глаз и поинтересовался:
— Что, кумар давит?
— Почти раздавил, — подтвердил я. — Так что выручай, друг. Если через пять минут кофе не будет, я засну прямо здесь. И распугаю, к чертовой матери, всех твоих клиентов своей дырявой коленкой.
— А хрен ты их коленкой испугаешь, — спокойно возразил бармен. — Их тут недавно какой-то эксгибиционист голой жопой постращать решил, так и что ты думаешь? Они из его жопы пепельницу устроили. «Скорая» увезла.