За флажками
Шрифт:
Впрочем, все получилось по-моему. Когда первое оцепенение прошло, кто-то самый сообразительный из оставшихся на крыльце крикнул:
— Пацаны! Все сюда! На нас наехали!
Через несколько секунд вся компания была в сборе. Это был мой выход. И я шагнул вперед, подняв ТТ:
— Короче, вы, шлимазлы. Слушайте на меня. Я, Миша Мешковский, умные вещи говорить буду. Перебивать не советую, поскольку мужчину украшает шрам, а не сквозная дырка в голове.
— Это что за хер? — спросил кто-то из толпы.
— Это тот самый, кто нам нужен, —
— Дергаться я тоже не советую, — поспешил сказать я. — У меня в руках ТТ, он стреляет далеко и метко, только из меня стрелок хреновый. Сейчас я целюсь в самого длинного, а в кого попаду — не знаю. Хотите проверить — валяйте.
Вы будете смеяться, но они захотели проверить! Какой-то самый невыдержанный из них, весь дерганый, как на шарнирах — натурально, не один год по зонам тренировался, — сделал несколько шагов в моем направлении.
— Ты че, козел, на понта решил взять? Ты мне че, щас вотрешь, что тебе человеческая жизнь — фуфло, или как?..
Он, наверное, еще много имел сказать. Только у меня не было желания его слушать. Я слегка подкорректировал прицел и выстрелил. Дерганый крутнулся волчком и с воем упал на колени, держась рукой за ключицу.
— Я ведь предупреждал, что хреново стреляю, — прокомментировал я. — Вообще-то, в голову целился. Извините, если что не так. У кого еще вопросы, пожелания будут?
Пожеланий не было. А вопрос возник. У Самбура:
— И что — ты нас до самого утра на мушке держать собрался?
Из темноты выступили две фигуры — Яна и Генахи. Поскольку глаза столпившихся у подъезда были направлены на меня, их никто не заметил. Генаха подошел к группе захвата чуть ближе Яна, присел на корточки и закурил. Потом выпустил носом дым и заметил:
— Вот лично я бы, пацаны, не стал так с этим человеком разговаривать. Он ведь больной во всю голову. Его даже в психушку два раза забирали.
— Ну, ты народ понапрасну не пугай. Меня же выпускали сразу, — возразил я.
— Правильно. Потому что таких буйных даже там не держат, — согласился Генаха. — Так что он реально опасный. Стреляет по всему, что двигается. Особенно когда пистолет в руке держит. Любит он такие переделки, пацаны.
Выстрел, понятно, наделал шуму. В нескольких окнах загорелся свет. Пара из них приняла в свои рамки встревоженные физиономии жильцов. Через минуту они начнут терзать телефонные аппараты с целью вызвать милицию. В принципе, нам на руку, но милиция нужна была не абы какая, а нужная милиция.
Я огляделся — быстро, чтобы у хуцпанов не возникло желания что-нибудь предпринять, и остановил взгляд на Генахе:
— Это не переделка, Кавалерист. Мне даже скучно. Вот когда с Каром разборы были — вот это был хипеш!
— Ну, ясно, — Генаха последней мощной затяжкой убил сигарету и щелчком отбросил окурок. — Слышали, пацаны? Ему с вами скучно. Вот когда он группировку Зеву в одиночку уделал — ему было весело. А что — «Калаш» в руках, есть, с кем постреляться. Хороший кураж!
— Так
Парни явно не просекали тему. Причем сразу в двух направлениях. Во-первых, попав под пресс беспредела они, сами беспредельщики, сразу потерялись и не знали, что предпринять. Сказывалась привычка — прежде они, видимо, имели дело с теми, кто сперва пытался объяснить себе и окружающим проблему, а потом уже решать ее. Они работали от обратного — сперва устраняли проблему и часть пейзажа, ее окружающего, а потом уже догоняли, в чем эта проблема состояла. Поэтому всегда оказывались живее своих оппонентов. Но тут появился я и тоже принялся устранять то, что мне мешало — к примеру, лишние телодвижения развинченного на все шурупы коротышки — самыми радикальными методами. Впервые оказавшись в такой ситуации, посланцы Пистона растерялись.
Второй пункт — это то, что они меня слегка напрасно пытались причислить к ордену плаща и кинжала. А я вот не был рыцарем этого ордена, и соблюдать их кодекс чести не собирался. Другими словами, никакие самоограничения не могли помешать мне вызвать милицию. Как бы наши пленники не были уверены в обратном. Поэтому я плавно пошевелил пистолетом и сказал:
— Еще и как сдам. Знаешь, у меня на этот счет никаких комплексов нет. Могу сдать ментам, могу — патологоанатомам. А вы, граждане, отойдите пока от двери. Ян, сгоняй, позвони в милицию — пусть сюда ментиков из Советского РОВД присылают. Скажи, что это по их делу. Ну, и Балабанова, если они его в такой час найдут.
Пришельцы, сообразив, что я не их раскраски, разом сникли и отошли от крыльца. Не слишком быстро, чтобы я не нервничал, но и не медленно, чтобы не заподозрил их в саботаже. Ян воспользовался этим и прошмыгнул в подъезд.
Время остановилось. Одиннадцать человек стояли сплошной кучкой, не разговаривая и стараясь не шевелиться. Еще один лежал недалеко от основной группы, держался за плечо и тихо поскуливал, поминая маму и девушку, к которой давеча в бордель заходил. Генаха, совершенно безучастный ко всему, чистил ноздри длинным и гибким пальцем правой руки. ПМ свисал из расслабленной левой.
Я тоже слегка расслабился. Пистолет не опускал, следил за парнями внимательно, но внутренняя пружина ослабела. Было совершенно ясно, что группа захвата готова быть, простите, захваченной. И никаких попыток изменить ситуацию уже не предпримет.
Нет, возможно, кое у кого из них такая мысль поначалу и мелькала, но после того, как свой бравый партизанский голос подал Дедушка Будильник, все смирились со своей участью окончательно. Потому что Дедушку они видели смутно — тот едва выглядывал из-за поверженного микроавтобуса — и протестировать его на предмет вооруженности не могли. А неизвестность пугала — вдруг он за ними посредством пулеметного прицела наблюдает.