За голубым сибирским морем
Шрифт:
День только еще наступал, но на улице было уже жарко. У ворот, в холодке, похрюкивали свиньи; посередине улицы, опасливо озираясь, лениво брела собака.
Безмолвная тишина, зной и усталость угнетали, злили Павла. Ему даже показалось, что и это село, Озерки ничем не лучше вчерашней Черемшанки, что и здесь его постигнет неудача. Он вспомнил заведующего областным отделом культурно-просветительной работы и мысленно заворчал: «Бюрократ. Сидит там и ничего не знает. «Лучшая изба-читальня — Черемшанская, езжайте…» Лучшая! Была когда-то,
— Пшел! — Грибанов в сердцах пнул теленка, который стоял, как очумелый, на дощатом тротуаре и смотрел на прохожего, не намереваясь уступать дорогу. Пнул и тут же замедлил шаг, оглянулся, пробурчав: — Глупышка, шел бы вон на полянку да лежал.
Опять вернулся к прерванным мыслям:
«Два дня потерянных — ерунда, главное — темы заданной нет, вот в чем беда. Опять редактор кричать начнет: «Зарисовку, зарисовку давайте, что вы мне с критикой». Вот зарисуй тут… Будет что — зарисуем, а избача все равно разгромлю. И этого… Бездельники!»
С парадного крыльца большого дома сбежала девушка и, закидывая на плечо ремень пузатой сумки, какие обычно носят почтальоны, торопливо зашагала навстречу Павлу. Их взгляды встретились.
«Наверное, она. В сельсовете говорили: большой дом, вывеска. Она рыженькая…» Он стал рассматривать девушку.
Волосы, гладко расчесанные на две стороны, стянутые в тугие длинные косы, на солнце отливали бронзой. На носу и щеках виднелись веснушки. Лицо казалось совсем юным, но удивительно темные глаза были прищурены и глядели неестественно сердито.
Заметив на себе пристальный взгляд незнакомого молодого человека с потертой полевой сумкой, девушка остановилась, ожидая приветствия или вопроса. И он заговорил, улыбнувшись:
— Ищу заведующего библиотекой. Не вы случайно?
— Я, и не случайно. А что?
— Я из областной газеты.
— А, а… Здравствуйте. Волгина.
— Волгина? — переспросил он и пожал ее маленькую горячую руку. — Я в поле иду, к колхозникам.
— В поле? Гм… Мне надо написать о вас. Передовая библиотека, говорят.
Ружена вспыхнула, засмущалась:
— Какая передовая — обыкновенная, вот видите, — она взглянула на Павла плутовато смеющимися глазами и махнула в сторону библиотеки.
Сознание Павла ожгла тревожная мысль: «Неужели и здесь провал — нет ничего доброго».
— Значит, вы — в поле?
— Да, к своим читателям. Идемте, познакомлю. Про них и напишете.
— Н… да…
Он задумался: вообще-то заманчиво, но усталость брала свое — хотелось сейчас вот здесь же упасть и уснуть. Но тогда…
— Идемте, — решительно сказал Павел и улыбнулся: — Журналиста ноги кормят.
Прошли сельсовет, школу, магазин, сельпо, новый большой дом с вывесками «Почта», «Телеграф», «Сберегательная касса». Всюду было тихо и безлюдно. Только в некоторых открытых
— Скучновато у вас, — проговорил Павел. — Вы давно здесь?
— Второй год. Сейчас весь народ в поле. Вот и пусто.
И снова замолчали. Вышли за околицу. Над теплой, влажной землей струился горячий воздух.
Идти становилось все труднее. Павел изнемогал от жары. Он перехватил сумку в левую руку, перекинул через локоть плащ и вытер платком лицо.
«Может быть, поговорить здесь мне, — подумал он. — Но это будет… отчет. А если бы настоящий очерк. Значит, надо своими глазами посмотреть. Трудно? Да! А другим? Сталевар у пылающего мартена, что у солнца, запрятанного в печь… А рыбаки в бушующем море, а разведчики недр… Эх, ты!.. Значит, шагать, шагать…» И Павел продолжал следовать за Руженой.
Она шла легко и быстро, изредка встряхивая головой, поправляя косы. Голубое платье в белых колокольчиках плотно облегало ее узкую, гибкую талию и чуть полнеющие бедра. На ногах у нее — черные тапочки, подвязанные шелковыми тесемками. Ступала она часто, твердо и каждый раз из-под ее ног вырывались фонтанчики сероватой пыли, которая уже солидно припудрила и тапочки, и сильные икры.
Павел смотрел на спутницу и думал, что хорошо бы ее — в спортивный коллектив! Она бы, наверное, лучше всех гранаты метала, первая стометровки брала, опираясь на длинный шест, взвивалась в воздух…
Ружена, по-видимому, почувствовала на себе его взгляд, замедлила шаг, повернулась к нему:
— Устали? Надо было плащ в селе оставить.
— Нет, нет. Просто жарко.
— Здесь дорога широкая, идите рядом. Вы не здешний?
— Нет. С Урала. У нас такой жары не бывает.
— Привыкайте. У нас в Астрахани тоже жарко.
— Вы из Астрахани?
— Да. Жила, училась там, закончила институт. Направили сюда.
— Понравилось в селе?
— Конечно, наши Озерки, — не Магнитогорск или там Челябинск, но работать здесь интересно. Приятно бывает, когда видишь, что простой человек начинает понимать книгу, нуждается в ней… Видишь, как человек растет.
— Значит, вы волжанка?
— Да, с Волги. Наш край большой, рыбный.
— А наш — великий, индустриальный!
— Где уж, с Уралом не поспоришь. В войну столько о нем говорили! Урал! Он, наверное, очень высокий, да?
— Очень. Вот у нас, около Златоуста, самая высокая гора называется Таганай. Это слово башкирское. По-русски значит подставка Луны.
— Подставка Луны? Красиво, правда? Фу, сегодня очень жарко.
…Дорога завела их на крутой косогор, потом, миновав мелкий березняк, свернула влево, под гору, к скошенным лугам, где мелькали колхозники: одни конными граблями собирали сено, другие на волокушах возили его, третьи метали стог.