За голубым сибирским морем
Шрифт:
Укрылась с головой и, согревая себя дыханием, думала о своей маленькой книге — она ведь скоро увидит свет! — о встрече с Павлом, которая и радовала и пугала.
…И вот она уже собралась. Надела шапочку, подбежала к зеркалу, а тут маленький слоник. Взяла его, прижала к щеке, но он вдруг превратился в птенца, зашевелился. Она удивилась и обрадовалась. А воздуха не хватает, жарко.
Вот птенчик уже стал орлом, только глаза… Печально посмотрел на нее и взмахнул крыльями. Поднимается тяжело, нехотя. Потянулась за
Дышать тяжело.
Отбросила одеяло, отдышалась. Лицо потное. Накрылась одной простыней. Но заснуть уже не смогла. Она думала об улетевшей птице.
Трюмо было высокое: от пола до потолка. Такие бывают, наверное, только в гостиницах. Ружена стояла перед ним. Ее руки медленно, но уверенно плели косы, а глаза неотрывно смотрели в зеркало.
Она глядела на себя и сожалела, что под глазами уже залегли тени, а две черточки над переносицей еще больше углубились. И взгляд стал какой-то серьезный, чересчур взрослый. Особенно если вот брови сдвинуть.
Да, родная, время бежит. Позади и школа и институт. Уже двадцать семь лет! А потом — тридцать! Даже страшно: одинокая. Что же я хуже всех?
Скажу, все скажу. Он умный, поймет. А если уж… Тогда…
Пусть я не буду его женой, но я буду матерью его ребенка. Это тоже счастье. В ребенке я буду видеть тебя, Павлуша. Всю жизнь буду видеть!
Грибанов в это время подходил к подъезду гостиницы. Шел быстро, дышал крупно, встревоженно.
О приезде Ружены он узнал еще вчера вечером, но никак не мог вырваться. И дел было много, и с собой бороться пришлось. Потом все же не вытерпел.
Любе сказал, что пошел обедать, а сам повернул к гостинице. И вот он бежит, озираясь, словно что-то украл… А ноги сами несут его на второй этаж, в пятый номер. К ней, к ней!..
Когда Павел вошел в номер, Ружена все еще стояла перед зеркалом. На ней был новенький халат из синей байки с красными маками. Поясок, повязанный бантом, перетянул ее талию, подчеркнул ее стан. В этом халате, раскрасневшаяся после ванны Ружена показалась Павлу домашней, близкой, милой.
Павел долго смотрел на нее, стоя у порога, а потом шагнул к ней и выдохнул:
— Ружена! Здравствуй!
Он не спускал с нее глаз. Ему хотелось схватить ее руки, сжать в своих ладонях да так и держать их долго-долго, чтобы она почувствовала его жар, его волненье, услышала, как бьется его сердце!
«Поцеловать бы, зацеловать бы ее с ног до головы», — думал Павел, подходя к Ружене все ближе и ближе.
Но она, словно уловив мысли Павла, с испугу отскочила от него. Подошла к столу, развязала папку и подала гранки брошюры.
— Вот наши труды, — сказала она.
А сама начала наводить в комнате порядок: сунула гребешок в сумочку, подобрала
Прибрав в комнате, Ружена взяла в шифоньере платье, извинилась:
— Я на минуточку, — и скрылась в ванной.
Оттуда она вышла уже другой. Строгое шерстяное платье темно-вишневого цвета делало ее более взрослой. В первые минуты Павлу даже показалось, что она вдруг стала какой-то официальной.
Ружена молча села на диван. Но спокойно сидеть не могла: то поправляла подол платья, то рылась в сумочке, то поправляла волосы.
— Значит, скоро гонорар получим, — улыбнулся Павел, подписывая гранки в печать.
— Получив.
— Обмыть бы…
— Что ж… — она пожала плечами, робко взглянула на Павла.
— Ну так я…
— Не надо, я пошутила. Вы надолго или…
— Вообще-то… зашел подписать.
— Только подписать брошюру? — вставила она и блеснула глазами.
— Да… Нет, не только, Ружена! — Он пересел со стула на диван, взял ее руку. Ружена попыталась высвободить ее, но Павел придержал. Тогда Ружена примирилась. Сидела молча, глядя в пол. Ее грудь то высоко поднималась, то опускалась, словно после большого бега.
Павел здесь, вот он — рядом, нежно гладит ее руку, она ощущает его теплое дыхание, он что-то шепчет… Может быть, он… Ведь и сама мечтала… Нет, страшно… Что же делать, как поступить? Может быть, началось свершение мечты?
Это и обрадовало ее и напугало. Она посмотрела в глаза Павла: они горели. Ей стало страшно. Она встала, чтобы пересесть на стул. Но он задержал ее.
— Павлуша, так… неудобно, подождите…
Но он будто и не слышал. Стиснул ее в объятьях и стал целовать.
Ружена всхлипнула и вся затрепетала.
Она почувствовала, что в движениях Павла теперь уже нет ни нежности, ни ласки: он по-мужски, бесцеремонно схватил ее. «Поступает, как с продажной женщиной, — мелькнуло у Ружены. Эта мысль оскорбила и отрезвила ее. — Нет, нет, этому не бывать!»
— Павел, Павел, — предостерегающе прошептала Ружена, пытаясь вырваться.
Он обхватил ее за талию.
— Павел! — зло вскрикнула она.
Но и это не помогло. Тогда она изловчилась и сильно ударила его по лицу.
Павел вздрогнул и отпустил ее.
Ружена села, закинула косы за спину.
— С кем так поступают? Грубиян! — вскрикнула Ружена, краснея.
Лицо Павла горело, руки дрожали. Он прижал Ружену к груди и, задыхаясь, начал шептать:
— Прости меня… Не надо, Ружена. Прости… Я же человек?
— Человек?! — Она вырвалась из его рук. — А я не человек?
— Ну что ты так… Я о чувствах.
— О чувствах! Хороши чувства.
Она встала и подошла к окну. В руках она держала свои косы, прижав их к щекам.
— Извини меня, Ружена, — едва слышно пробормотал Павел.