За Отчизну
Шрифт:
– Пока ничего, кроме усилий увеличить пропасть между пражскими чашниками и таборитами.
– А каков результат?
– Богатые пражские бюргеры ненавидят Микулаша из Гуси и таборитов, а табориты - их.
– А как в отношении Яна Желивского, Микулаша из Гуси и Яна Жижки?
– Это дело очень трудное. Ян Жижка и Ян Желивский очень осторожны и недоверчивы, а что касается Микулаша из Гуси, то здесь кое-что готовим.
– Что скажешь ты, Антох?
Со скамьи поднялся невысокий бледный человек с изображением чаши на груди.
– Мне удалось завоевать доверие
– Неплохо, - удовлетворенно заметил отец Гильденбрант, и на его бледном лице появилось нечто вроде улыбки.
– Неплохо, сын мой Антох...
– Позвольте, достопочтенный отец Гильденбрант, сделать важное сообщение, - перебил нетерпеливо Шимон, которому похвала Антоха была пуще ножа в сердце.
Гильденбрант недовольно сжал тонкие губы:
– Имей уважение, сын мой Шимон, к старшим. Что имеешь сказать?
Шимон, захлебываясь от желания поскорее сообщить важное известие, вскочил с места.
– В день святого Якуба, десятого декабря, в доме Петра Змерзлика соберется тайное совещание главарей таборитов и пражских чашников. Будут решать вопрос о союзе таборитов с Прагой. Кроме того, на нем будут решать вопрос, кого избрать королем Чехии. Я уверен, что Штепан Скала, которому Ян Жижка часто поручает писать свои тайные письма, знает о переписке Яна Жижки с польским королем.
Отец Гильденбрант от волнения привстал с кресла и вытянул голову на длинной жилистой шее.
– Антох, на этом совете нечестивых ты должен быть. Тебе же, Шимон, мы поручаем Микулаша из Гуси, а о Штепане Скале подумаем.
Еще долго длилось совещание, и только под утро один за другим, словно крысы из амбара, выскользнули из маленького домика темные фигуры заговорщиков и растворились в полумраке.
В первых числах декабря 1420 года Ян Жижка прибыл в Прагу, а спустя несколько дней туда вернулся и Микулаш из Гуси. День был пасмурный, с утра сыпал мокрый снежок; с середины дня потеплело и пошел мелкий, надоедливый дождь. Когда Ян Жижка вошел в комнату, Микулаш медленно повернул к нему свою большую, львиную голову с густой седой бородой, но в его приветствии не было обычной сердечности и радушия. Лицо Микулаша было строго и печально.
– Как можно после столь славной победы под Вышеградом и Ржичанами быть таким сумрачным, брат Микулаш?
– бодро заговорил Ян Жижка, снимая мокрую шапку и кладя ее на стол.
– Победа под Вышеградом и взятие Ржичан посланы богом, но кто посылает нам малодушие и измену народному делу? Скажи мне, брат Ян!
В тоне Микулаша было столько горечи и возмущения, что Ян Жижка с тревогой в лице подошел поближе к старому другу:
– Что случилось, брат? Что тебя возмущает?
Микулаш прямо взглянул в лицо Яну Жижке:
– Правда ли, брат Ян, что ты согласился соединиться с пражанами в крепкий союз?
– Со мной действительно
Микулаш усмехнулся:
– Угнетенный не пойдет одной дорогой со своим угнетателем!
– Я все же убежден, что мы должны пойти на военный союз с пражской общиной.
Между густыми бровями у Микулаша легла глубокая резкая морщина.
– Скажу тебе, брат Ян, что ни я, ни мои воины на это не согласятся. Я заключу союз только с пражской беднотой и с нею вместе заставлю твоих бюргеров вспомнить о правде и справедливости!
Ян Жижка вскочил на ноги:
– Брат Микулаш, я всем сердцем люблю тебя как старшего брата, чту как вождя народа и первого гетмана Табора, но твои угрозы и твое упрямство - безумие.
– И, помолчав с минуту, добавил: - Я чувствую, что ты меня считаешь изменником нашему народному делу... Стыдно тебе, брат!
Микулаш не ответил. Ян Жижка еще постоял, пристально глядя на Микулаша, потом глубоко вздохнул и вышел.
В дверь тихонько постучали.
– Входи, - усталым голосом отозвался Микулаш не оборачиваясь.
На пороге показалась тоненькая фигурка Антоха.
– На место павшего коня вам привели, согласно вашему желанию, нового. Не соблаговолите ли осмотреть?
Микулаш поднялся и, не говоря ни слова, все еще погруженный в мрачные размышления, пошел за Антохом, Во дворе стояла группа людей, посередине ее виднелся какой-то смуглый молодец с иссиня-черными усами и белыми сверкающими зубами. Он держал на поводу великолепного вороного жеребца. Микулаш бросил только один взгляд и сразу понял, что коню цены нет, но, с другой стороны, у животного, по всей видимости, был дьявольский нрав. Огромный, с блестящей шерстью, с крутой шеей и длинной гривой, жеребец стоял, дико озираясь огненными, налитыми кровью глазами, то и дело с яростной злобой прижимая уши. Микулаш усмехнулся и, смело подойдя к коню, погладил его по шее. Конь щелкнул зубами, стараясь поймать Микулаша за плечо.
– Осторожнее, пан Микулаш!
– заговорили вокруг.
– Это чистый сатана, а не конь!
– Ничего, мы еще подружимся, - спокойно сказал Микулаш и, повернувшись к черномазому парню, спросил: - Сколько за него хочешь?
– Если пану Микулашу он нравится, пусть он возьмет его и в придачу меня конюхом. Я привел коня из самой Валахии, чтобы подарить его защитнику бедных Микулашу из Гуси.
– Добро. Беру тебя и твоего коня. Но щедрость за щедрость - получай с меня за коня полкопы грошей.
Парень низко поклонился.
– Как тебя звать и откуда родом?
– Звать Стояном, родом из Хорватии. Там вся моя родня.
Через несколько дней в доме рыцаря Петра Змерзлика собрались на тайное совещание представители таборитов и пражан. От таборитов были Ян Жижка, Збынек из Бухова, Хвал из Маховиц, Маркольт из Збраславиц, мистр Ян из Ичина, Микулаш из Пельгржимова, Мартин Гуска. Пражан же представляли как Ян Желивский, так и Якубек из Стржибра, Ян Кардинал, Прокоп из Пльзеня, Петр из Младеновиц и другие.