За полвека до Бородина
Шрифт:
Между прочим, августейший воспитанник и его высокообразованный воспитатель сохранили на долгие годы искреннюю взаимную приязнь. За свое короткое царствование Павел сделал для Ивана Логиновича все, что мог. Он не только назначил своего воспитателя президентом Адмиралтейств–коллегий, наградив его высшим российским орденом Андрея Первозванного, но и «повелел состоять в первом классе («Табели о рангах») на всех правах и преимуществах генерал–фельдмаршала», возведя Ивана Логиновича на высшую ступень служебной лестницы.
Таким образом, Иван Логинович оказался одним из немногих екатерининских вельмож, которые, будучи взысканы покойной
Между прочим, сказанное следует отнести и к его племяннику — Михаилу Илларионовичу, а также и к двум сыновьям адмирала — Логину и Павлу, которые не потерпели краха с переменой царствования и кончили службу первый — генерал–лейтенантом флота и председателем Морского ученого комитета, а второй — сенатором и попечителем Московского университета.
И хотя Иван Логинович был всего на шестнадцать лет старше племянника, но Михаил Илларионович всю жизнь почитал адмирала вторым отцом и беспрекословно признавал его авторитет и старшинство.
Известен был адмирал и тем, что перевел с французского на русский немало всяческих сочинений, в том числе и небезызвестного «Задига» месье Мари Аруэ Вольтера. Диапазон переводчика был столь же широк, как и его знания, и потому он перевел и другую книгу — Павла Госта «Искусство военных флотов». Эта книга сохранилась и до наших дней. Ее полное название — «Искусство военных флотов, или Сочинение о морских еволюциях, содержащее в себе полезные правила для флагманов, капитанов и офицеров, с приобщением примеров, взятых из знатнейших происшествий на море за пятьдесят лет, изданное иезуитом Павлом Гостом, профессором математики Королевского училища в Тулоне, напечатано в Лионе в 1697 году. С французского перевел Иван Голенищев — Кутузов».
Я перелистывал ее с душевным трепетом. Старая огромная книга по существовавшей в то время моде была посвящена «Ея императорскому величеству, всепресветлейшей державнейшей великой государыне Екатерине Алексеевне». «Я почитаю сей случай за крайнее свое благополучие, — писал Иван Логинович, — к засвидетельствованию перед всем светом моея всеподданнейшей, искренней благодарности за высочайшую милость, которую Вы оказать мне благоволили, поручив в смотрение мое Морского Шляхетного Кадетского корпуса юношество».
После обращения к императрице шло «Предуведомление от трудившегося в переводе» Ивана Логиновича к его читателям. «Книга сия, — писал переводчик, — уповаю, от морских людей тем благосклоннее и охотнее принята будет, что до сего времени о морских делах, а особливо, что до военной морской практики касается, на нашем языке ничего на свете не издано. Паче ж, как мое главное намерение в переводе сея книги состояло в том, что молодым, во флоте служащим офицерам, на нашем языке подать способ к познанию теории сея самые нужныя и существенныя части их искусства, а более для приуготовляемого во флоте в Морском Шляхетном Кадетском корпусе юношества, то, мне кажется, о сем самом и стараться должно, чтоб не оставить ничего к поданию им основательного учения всех возможных в их искусстве правил…»
Огромная книга состояла из шести частей и трактовала о всех видах «морских еволюций, сиречь движений, которые флот для приведения себя в порядок и надлежащее положение делает, дабы на неприятеля нападать, или самому с лучшею пользой обороняться. Сие слово, — пояснял автор, — взято у сухопутной армии, где еволюциями
Вслед за тем шли объяснения терминов из международной морской практики.
Вот лишь некоторые из них.
«Румб — каждый из 32-х пунктов компаса».
«Курс — линия компаса, по которой корабль правит».
«Ветр — прямая линия, по кцей он дует».
«Линия бейдевинда — линия восхождения корабля против ветра. Линий бейдевинда суть две — одна с правую сторону ветра — штирборд, другая — в левую, называется бакборд».
«Фордевинд — когда ветр в корму дует». Книга знакомила читателей и с классификацией кораблей, начиная с самых крупных — линейных.
«Линейным кораблем считается корабль не меньше чем пятьдесят пушек имеющий, которые бы на нижнем деке по крайней мере были бы калибром не менее осьмнадцати фунтового калибра».
Рассказав о классах кораблей, приводил переводчик и бытующие на флоте команды.
«На фертоен становиться!» — команда отдается, когда корабль ложится на два якоря. Чаще всего на фертоен становятся на тесных рейдах, когда нельзя из–за тесноты отдать много якорей.
На фертоене якоря кладутся на противных румбах, причем большой с той стороны, откуда ожидается сильный ветер, а малый — с противоположной».
Иван Логинович не только сделал перевод книги Павла Госта, но и существенно дополнил свой труд многими новациями. Ведь «Искусство военных флотов» вышло в свет чуть ли не сто лет назад, и многое на флотах переменилось. Следовало ли бездумно переводить книгу, которая в оригинале могла быть только пособием по истории парусного флота?
И Иван Логинович практически стал соавтором давно уже скончавшегося Госта.
Можно предполагать, что Михаил Илларионович внимательно читал эту книгу: свидетельством тому доскональное знание им военно–морской терминологии.
Летом 1790 года, командуя корпусом, расположенным под крепостью Аккерман, генерал–майор М. И. Кутузов по приказу Потемкина должен был «делать также примечания на море» за турецким флотом.
Он делал эти «примечания» с немалым искусством и большою пользой. Так, например, 25 августа 1790 года М. И. Кутузов сообщил точные сведения о местонахождении сорока восьми турецких военных и транспортных кораблей, стоявших в пределах видимости неподалеку от Гаджибея, где через четыре года появился новый порт — Одесса. Через три дня двадцать пять русских военных кораблей вышли из Очакова в указанный Кутузовым район и выиграли бой.
При чтении рапортов и донесений, написанных Кутузовым о движении флота, классификации судов, силе ветра и связанными с этим маневрами, удивляешься прекрасному знанию им тактики флота и военно–морской терминологии.
За успехи на поприще просветителя и переводчика был адмирал 21 октября 1783 года при открытии Российской Академии в первом же заседании избран ее действительным членом.
По–видимому, не случайным было и то, что именно сочинения месье Вольтера предпочел многим прочим переводчик И. Л. Голенищев — Кутузов. Иначе как объяснить тот факт, что когда собиралась знаменитая «Уложенная комиссия», кою вольнодумцы и острословы сравнивали с французским Конвентом, то делегатом от Торопецкого дворянства был именно он — Иван Логинович Голенищев — Кутузов? И думается, может быть, и не только потому, что родился на Псковщине, в Торопецком уезде.