За последним вздохом
Шрифт:
Тассариан пробыл дома два дня, а потом уехал на Сторожевой холм. До отпуска ему было еще далеко, но он часто появлялся в Луноречье, когда у него выдавался выходной день. Благо, на Сумраке он мог за три часа добраться до дома, срезая через луга, которые гноллы считали своими угодьями.
Лурид был при нем. Тему его возвращения Тассариан старательно обходил стороной, но Кольтира догадывался, кто мог подсуетиться и съездить за костями в Акерус. Лурид был разумен и даже способен говорить, но складывалось ощущение, что от его личности не осталось практически ничего. Ни желаний, ни целей,
Наверно, Тассариану было бы гораздо удобнее, если бы и Кольтира был таким же. Эта мысль не раз приходила в голову в минуты злости, но всерьез он так не считал. И все же, каждый раз глядя на Лурида, Кольтира с удовольствием замечал, что сам от Тассариана не зависит.
Он снова подумывал об отъезде. В Западном краю было относительно безопасно, Братство не вылезало из своих шахт, да и все равно у Лериссы было обещание Ванессы. Справится сама, взрослая же женщина, небедная, и постоять за себя теперь сумеет. Вопрос в том, одному ехать или с Тассарианом. Тот вряд ли решится оставить сестрицу — это же его единственный шанс иметь семью. Ну, значит, пусть остается.
Кольтира же все больше тяготился жизнью в Западном краю. И дело было не только в отсутствии развлечений и возможности почувствовать себя нужным. Просто их с Лерисской отношения портились с каждым днем. Она все чаще требовала поговорить с Тассарианом, обвиняла Кольтиру в том, что он намеренно мучает ее брата. И ничего не желала слышать о том, что это не ее дело.
Похоже, что еще и сам Тассариан подливал масла в огонь. Кольтира как-то раз слышал, как тот развозил сопли при сестре. Начал все с того же — отстань от Кольтиры, мы сами разберемся. А потом вернулся к самобичеванию.
Кольтира тогда точил меч во дворе и не собирался подслушивать, но что ж ему, собирать вещи и уходить подальше, что ли? Эти двое знали, что эльфы слышат лучше. Их проблемы, раз плохо заботятся о приватности.
— Ему было очень плохо там, в Плети. Он был безучастен ко всему, бледная тень себя прежнего. Даже нормальным доспехом не озаботился. Удивительно, что он не погиб в боях в первое же время. Над ним издевались другие рыцари смерти, — рассказывал Тассариан. — А я почти ничего не делал, чтобы ему помочь, защитить.
Кольтира скривился. Тассариан! Деревенский сплетник! Ну давай еще историю с кишками Гниляка вспомни и расскажи ей! Или как Маргрейв с дружками пытались Кольтиру отыметь, а потом — пустить на детали поганища. Вторая голова с ушами — это же было так смешно, правда? Наверно, в Акерусе старая гвардия до сих пор вспоминает!
— Потом он смог справиться с этим, стал сильнее, но его постоянно тянуло к соплеменникам, — продолжал Тассариан. — Магию с ними изучал, даже дружил. Мы много сражались с эльфами, ему приходилось их убивать… А потом мы освободились от воли Артаса, и он стал терзаться чувством вины. Называл себя предателем. Не смог вернуться на родину из-за того, что сделал. И эти тени, которых Артас отправлял к нему, они же не просто так нашли уязвимое место. Это все из-за меня, понимаешь?
— Это все из-за Артаса, — резонно поправила
— Не только. Все не так просто. Никто не заставлял меня лишать Кольтиру вечного покоя и делать из него рыцаря смерти. Кольтира может и простил мне свое убийство, но это не единственное из моих преступлений против него. Моя вина безмерна, Лерисса. Я отнял его жизнь и испортил посмертие…
— Еще и в постель его затащил… — «сочувственно» вздохнула она.
— Лерисса!
— А я что? Я не виновата, что не слепая. Ты на него так смотришь… — она хмыкнула. — А потом вы вдруг срочно срываетесь на охоту. А я ведь сначала не так поняла, когда ты сказал, что женщины тебя больше не интересуют.
— Ох и стерва же ты, — с чувством фыркнул Тассариан. — Тебя-то, похоже, ни мужчины, ни женщины не привлекают. Тридцать лет, а все бобылица.
— Ах ты… Ладно, потом припомню. Ты говорил с Кольтирой обо всем этом?
— Пытался. Но он не любит это обсуждать, переводит тему или отмалчивается, уходит.
— Да, я заметила. Тему он переводит мастерски, — раздался тихий стук, наверно, Лерисса поставила на стол кружку с чаем. — Но, знаешь, он, конечно, невыносимая язва и хам, но с тобой иначе и нельзя, обнаглеешь. И не похоже, чтобы он тебя ненавидел. Он же ушел с тобой из Орды.
— Я не знаю, почему он так поступил. А насчет ненависти ко мне… Я вижу, что он винит себя за то, что делал по моему приказу. Мне от этого ничуть не легче.
— Может, ты поговоришь с ним прямо? Скажешь, что… — грохот столовой утвари помешал Кольтире расслышать окончание фразы Лериссы.
— Я не вправе, — возразил Тассариан.
Они вышли в другую комнату, и голоса стали неразборчивы. Кольтира мрачно скривился. Неудивительно, что Лерисса выедала ему мозг требованиями утешить несчастного Тассариана. Как же так, бедного рыцаря смерти простили только его отец, сестра и король! Все ведь должны твердить, что он невиновен! Что бы он ни натворил — все равно невиновен. А то расстроится!
Легко ей было требовать — прости его по-настоящему, от всей души. Ей-то Тассариан ничего дурного не сделал, даже наоборот, вон как заботился. Посмотрел бы Кольтира, как она запела, если бы Тассариан ее убил, втянул в Плеть, а потом под разными предлогами держал при себе.
Да, Тассариан раскаивался. Было бы проще, если б он этого не делал — можно было бы его ненавидеть. А так, упырь знает что между ними происходило, и во что оно однажды выльется.
Словом… Вот пусть Лерисса сама перед своим ненаглядным Тассарианом и вытанцовывает.
Даже странно, что она до сих пор не додумалась до очевидного решения проблемы: выпереть Кольтиру подальше из Луноречья и нежизни Тассариана. Тогда ему и переживать не из-за кого будет, верно? О сотнях и тысячах других, убитых им, он же не вспоминает.
Как-то раз, когда Тассариан был дома, Кольтира ощутил приближение к Луноречью сильного рыцаря смерти. Они вышли во двор, чтобы посмотреть, кого там принесло — и Кольтира глухо зарычал, увидев ненавистную кал’дорайскую рожу.
— Я его не приглашал, честно, — оправдывался Тассариан. Скорее всего, не врал, потому что кал’дорей, увидев их, заорал на всю деревню: