За пределами желания. Мендельсон

Ла Мур Пьер

— Хорошо, мастер Феликс.

— И приготовь мне через час лошадь, — бросил он вслед Густаву. — А также скажи хозяйке, когда она вернётся из церкви, чтобы не ждала меня сегодня к ужину.

У него не было аппетита, поэтому он оставил поднос с завтраком на одеяле и встал. Поспешно оделся в костюм для верховой езды и пошёл в детскую. Мария, его дочь, сидела на полу, поглощённая игрой с куклой Миной. Минуту он наблюдал за тем, как она ругала маленькую фарфоровую куклу, уговаривая съесть обед. Он почувствовал комок в горле, и к глазам подступили слёзы. Вдруг Мария повернула светловолосую головку и увидела его, стоящего

в дверях. Схватив куклу, она бросилась в его объятия.

Они сразу же погрузились в беседу, темой которой было плохое поведение Мины и её отказ кушать свой обед.

— Но, дорогая, — убеждал он, — сейчас ещё рано для обеда. Она позавтракала?

— Конечно позавтракала, — горячо ответила Мария. Разве папочка думает, что она морит Мину голодом? — Но это было давно.

— Как давно?

Оказалось, что это было пять минут назад, и он снова поразился тому, как спокойно дети пренебрегают понятием времени. Он попробовал убедить дочь в том, что Мина не могла ещё быть голодна, но Мария посмотрела на него немного покровительственно, словно он ничего не понимал и она знает лучше, что хорошо для её ребёнка. Внезапно внимание девочки было отвлечено её отражением в блестящих сапогах Феликса для верховой езды. Её удивлению не было предела, и не было конца вопросам.

Он ушёл очарованный, словно ступил в тончайший, как паутина, мир постоянной радости и невинности. Он всё ещё ощущал прикосновение мягких прохладных губ на своих щеках, и смех Марии всё ещё звенел в его ушах. Есть ли на всём свете более приятный звук, чем детский смех?

Феликс быстро проскакал по городу, проехал через ворота, обычно загромождённые сельскими повозками, привозящими продукты из соседних деревень, и скоро оказался за городом. На перепутье он повернул и выбрал дорогу к Рейдницу, где была расположена ферма Германа Шмидта.

Земля была ещё сырой от дождей, и глухой стук копыт убаюкивал его мятущиеся мысли. Поднявшийся лёгкий туман окутал оранжевое октябрьское солнце. Время от времени за ажурной осенней листвой мелькали шиферные крыши ферм. Иногда просто от усталости срывался и падал на землю ржавый осенний лист.

Хорошо быть вне Лейпцига, вдали от злых языков. Иногда деревья представляют собой лучшую компанию, чем люди, они учат ценности тишины. Люди говорят слишком много и создают те миазмы слов, которые висят над городами, подобно вонючему туману. Хорошо было снова дышать чистым сельским воздухом, наполненным петушиными криками, птичьим щебетанием и запахом полевых цветов.

Он свернул на заросшую травой тропинку, отходящую от просёлочной дороги, и вскоре увидел ферму Шмидта. Это было большое сооружение, находящееся в живописном беспорядке и остро нуждающееся в ремонте. Оно состояло из главного здания с низкой крышей и просторными жилыми помещениями, а также нескольких амбаров, сараев, конюшен и других пристроек разных форм и размеров. Ферма когда-то была частью огромного помещичьего поместья, и Феликс смутно припоминал, как Шмидт рассказывал ему о том, что его отец, хитроумный крестьянин, вошёл во владение этой фермой посредством сомнительного документа юридической софистики. Шмидт не извлекал из фирмы никакой прибыли, но лелеял надежду закончить здесь свои дни с женой Гертрудой, которую он обожал и с которой постоянно ругался.

Въезд Феликса во двор был встречен яростным лаем собак и кудахтаньем

потревоженных кур, разбегавшихся во все стороны. Дверь в главном здании открылась, и появилось лунообразное лицо Гертруды.

— Герр директор! — вскричала она, всплеснув руками, словно увидела какое-то неземное видение. — Герман, скорее иди сюда! Здесь герр директор!

Подхватив обеими руками свои многослойные юбки, она побежала к Феликсу, и через мгновенье к ней присоединился муж, путаясь в халате, явно пробуждённый от мирного сна. Из амбара выбежал рыжий юноша, который, как узнал Феликс, был одним из многочисленных кузенов Шмидта, и увёл лошадь Феликса.

Сопровождаемый взволнованными расспросами, он прошёл через двор в дом.

— Почему вы не предупредили нас о своём приезде, герр директор? — посетовала Гертруда. — Мы бы подготовились.

Он понял, что этим она хотела оправдаться за домашнюю одежду своего мужа и собственную деревянную обувь.

— День был такой чудесный, что я решил приехать экспромтом.

— Вы, конечно, останетесь к обеду, правда? — спросила она, когда они вошли в дом.

Огромная комната с печной трубой в одном конце и громадной плитой в другом занимала большую часть нижнего этажа здания. Пол был выложен красной плиткой, а побелённые извёсткой стены украшены многочисленными медными предметами кухонной утвари. На маленьких окнах в нишах висели клетчатые занавески. Деревянная лестница вела в жилые комнаты на втором этаже.

— Эта комната великовата для нас двоих, — сказал Шмидт, занимая своё привычное место у камина, — но по крайней мере моя жена и я не натыкаемся друг на друга. В прежние дни, когда ферма была частью баронского поместья, здесь обедали работники фермы и сезонные рабочие. Мой отец говорил мне, что их в этой комнате собиралось до сотни человек.

— Приезжайте каждый раз, когда вам захочется. — Голос Гертруды долетел из противоположного конца комнаты, находившегося возле кухни, словно с другой планеты. — Если только вы не против простой деревенской пиши.

— И вы можете здесь жить столько, сколько вашей душе угодно, — вставил Шмидте видом полноправного хозяина. — И можете привезти с собой сколько угодно людей, — добавил он, подумав. — Наверху полно комнат. — Его тон предполагал, что, если Феликс захочет, он может взять с собой большую свиту.

Оживление и гостеприимство этих простых людей помогли Феликсу немного расслабиться. Его нервы успокоились. Некоторое время, попивая пиво из старой фаянсовой кружки, он разговаривал с Германом о пустяках. На кухне фрау Шмидт готовила обед, бубня что-то себе под нос. Иногда мимо окна пролетал мёртвый лист. На фоне неба вырисовывались чёрные силуэты деревьев. Лейпциг, слухи, злобные сплетни казались такими далёкими...

— Я рад, что приехал, — проговорил Феликс после долгой паузы.

Старый флейтист сделал глоток пива, медленно вытер с губ пену ладонью и некоторое время сидел, уставившись в огонь. Затем, не повернув головы, заметил:

— Существуют моменты, когда не можешь больше ни минуты выносить зрелище человеческой расы. Даже тех людей, которые тебе нравятся. Вот почему я приезжаю сюда по воскресеньям.

— Вам повезло, что у вас есть такое место.

Это простое заявление Герман обдумал медленно и молча. Наконец он как будто пришёл к умозаключению относительно слов Феликса.