За речкой
Шрифт:
Часовой, казалось, совершенно перестал понимать, что происходит.
Девушка одернула свое легкое белое платьице в цветочек.
— Обещаешь? Обещаешь, что выйдешь? — все еще немного обеспокоенно спросила Наташа.
— Обещаю.
Потом я глянул на ее отца.
Владимир Ефимович прочистил горло, легонько подтолкнул девушку в спину.
— Пойдем, Наташ. Сейчас он придет.
Они отошли чуть дальше туда, где через дорогу, напротив бетонного забора, что ограждал территорию отряда, росло кривенькое абрикосовое деревце. Стали
Тут я встретился взглядом с часовым. Худенький парнишка лет девятнадцати, с совсем еще юношеским лицом, уставился на меня с каким-то недоумением в глазах. Потом пробурчал:
— Выходить без разрешения не положено.
— Селихов? — раздался внезапный оклик у меня за спиной.
Голос был знакомым. Часовой немедленно вытянулся по стойке смирно, отдал честь.
Я обернулся.
Это был уже знакомый мне капитан Батов — офицер, с которым я познакомился на учебном пункте погранотряда осенью прошлого года. Именно он вел у нас стрельбы. Он приказал мне стрелять при нем из СВД и помог с раненым сержантом Бодрых, когда с ним произошел несчастный случай во время учебного задержания.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — отдал я ему честь.
Батов внимательным, оценивающим взглядом посмотрел сначала на меня, потом на часового. Потом снова на меня.
— Слышал я про твои похождения, Селихов, — сказал он с серьезным, строгим лицом. А потом вдруг голос его помягчал: — Знал я, что ты — подающий надежды боец, но что б так… О тебе тут у нас в отряде часто говорят. Разные байки ходят. А особенно после недавних событий — так ты вообще легенда.
Вдруг я почувствовал на себе взгляд часового. Тот пытался украдкой меня разглядывать. Оставаясь в стойке «смирно», он то и дело зыркал на меня, как если бы я был вовсе и не старшим сержантом Селиховым, а целым Брежневым, приехавшим в отряд поцеловаться с подполковником Давыдовым.
М-да… Он, кажись, меня узнал. И судя по настороженным взглядам, насовсем верил что Селихов выглядит именно так. Что он — обычный, ничем не примечательный с виду парень. Почти такой же, как и сам часовой.
— Отличился ты как надо, — продолжил капитан Батов. — В хорошем смысле.
— Так сложились обстоятельства, товарищ капитан, — пожал я плечами.
— Скромничаешь, — хитровато прищурился Батов. — Ой, скромничаешь. Ты как обычно в своем репертуаре. Ну лады. Чего тут у вас случилось? Что за скандал? Гришковец, докладывай.
Часовой по фамилии Гришковец тут же отчиканил Батову доклад о том, что де на территорию отряда пыталась проникнуть какая-то молодая девушка. Девушка была настырной, а ее папа уговаривал Гришковца пойти ей навстречу. Но Гришковец — кремень. И девушку на территорию не пустил. Оттого ей стало дурно настолько, что Гришковцу показалось — она прямо сейчас родит, хотя на роженицу она совсем не была похожа.
— А потом оказалось, — продолжал Гришковец, все еще выдерживая «смирно», — что она к товарищу… Селихову.
С этими словами он снова
— К Селихову, значит, — хмыкнул Батов. — Ну и где эта девушка сейчас?
— Ждет меня за воротами, товарищ капитан, — улыбнулся я ему.
Батов задумался.
— Твоя? Невеста что ли?
— Так точно. Моя. Но еще не невеста.
Батов улыбнулся.
— Я слыхал, ты улетаешь в мангруппу скоро. За речку. Так?
— Так точно, товарищ капитан.
— Весело там тебе будет. Ой весело, — как-то горьковато ухмыльнулся Батов.
— Да мне, товарищ капитан, и на заставе нескучно было.
— Верю.
Батов задумался. От этого даже сощурился так, будто солнце светило ему в глаза. Потом приказал:
— Гришковец, выпусти Селихова. Саша, у тебя пятнадцать минут. Потом возвращайся на территорию.
— Есть, товарищ капитан, — кивнул я. Потом с улыбкой добавил: — Спасибо.
Когда мы распрощались с Батовым и тот ушел по своим делам, Гришковец пропустил меня через КПП за территорию.
Наташа с папой приехали ко мне на стареньком УАЗике, что спокойно стоял на обочине у дороги, бегущей вдоль КПП и ограждения отряда.
Когда я вышел, девушка тут же увидела меня, замерла на месте, смущенно и как-то нервно теребя собственные пальцы. Ее отец тоже застыл у нее за спиной. Оба почти безотрывно смотрели на меня.
Я направился к ним. Остановился, не доходя трех шагов.
Между нами густело молчание. Казалось, ни Наташа, ни Владимир Ефимович не знали, с чего начать разговор со мной.
— Это ты неплохо придумала, — улыбнулся я Наташе, — с дитем-то.
Девушка сначала улыбнулась, потом ее бровки поползли вверх, а глаза заблестели. Она зацокала ко мне каблучками, а потом просто бросилась на шею, крепко-крепко прижалась.
— Сашенька… Миленький… — шептала она мне на ухо, — я так переживала… Так… Скучала…
Чувствуя ее миниатюрное, тепленькое тельце, я аккуратно обнял девушку за плечи. Грубоватой рукой погладил ее по спине.
— Все хорошо, Наташа.
Владимир Ефимович безотрывно смотрел на нас и, казалось, удивлялся тому, что видит. Ну еще бы, в этой моей жизни он еще не успел со мной толком познакомиться. Странно было ему видеть, что его собственная дочь с такой нежностью относится к человеку, которого он не знает.
А мне было не странно.
Пусть я никогда не верил в судьбу. Всегда считал — человек сам определяет свою жизнь. И все же то обстоятельство, что мы с Наташей так легко сошлись снова, так легко встретились опять, заставляло задуматься.
А что, если та странная, неведомая сила, что вернула меня в мое собственное молодое тело, — это и есть судьба? И эта же судьба снова свела меня с моей женой?
Так это или нет, я не знал. Да и по большому счету мне было совершенно все равно — есть ли в мире высшие силы или нет. Значение имело только одно — то, что происходит со мной здесь и сейчас. А сейчас я обнимал мою жену.