За тайнами Плутона
Шрифт:
Но во всех этих областях бывают дожди, и накопление лесса идет рука об руку с его размывом; в толщи лесса врезываются рытвины, овраги и долины, которые расчленяют лесс и создают характерный рельеф лессовой страны. Вот это количество осадков в течение тысячелетий могло существенно меняться, и в одни эпохи расчленение лесса было сильнее, в другие — слабее или даже почти прекращалось.
Весьма характерно и доказательно, что вблизи границы области лесса, то есть вблизи области песков, состав лесса более грубый, в нем много мелких песчинок, а на поверхности лесса сыпучий песок даже образует скопления, как мы видели у окраины Ордоса. С удалением от этой границы в глубь области лесса состав последнего становится все более и более тонким, пылевым.
Таким образом, лесс Северного Китая является продуктом пустынь и полупустынь Центральной Азии, который
По возвращении (…) в Су-чжоу я провел 11 дней в доме Сплингерда. Нужно было послать за верблюдами, находившимися на отдыхе на окраине оазиса, и организовать отправку всей собранной от Пекина коллекции (…). Я решил нанять большую китайскую телегу, нагрузить на нее коллекции и отправить вперед прямо в Кульджу — в русское консульство. Нужно было найти надежного возчика и получить для него из ямыня уездного начальника свидетельство, что он везет научные коллекции русской экспедиции и поэтому не подлежит реквизиции и таможенным сборам. Для упаковки коллекций были уже заказаны ящики, и теперь с утра до вечера я был занят укладкой, заполненные ящики зашивались в сырые бычачьи шкуры, чтобы образцы не подмокли и не растерялись (…). Наконец, все было кончено, телега отправлена, караван в сборе, нанят китаец — проводник до г. Хами, и мы простились с гостеприимным домом бельгийца, оказавшего большую помощь моей экспедиции (…).
Путешествие через Бей-шань, богатое геологическими наблюдениями, представляло мало интереса и разнообразия в отношении ландшафтов и путевых впечатлений. Почти на всем протяжении мы ехали в течение двух недель по гористой местности, причем то пересекали отдельные горные цепи, то промежуточные между ними группы и цепи холмов и рассеянные среди них долины и котловины. Нигде не было ни высоких перевалов, ни тесных ущелий; дорога шла прямо или слегка извиваясь по долинам, сухим руслам, логам, незаметно переваливая из одной в другую. Воду мы имели ежедневно из колодцев или ключей, окруженных небольшими оазисами зарослей тростника, кустов, иногда тополей; вода часто была солоноватая. Корм для животных давали те же оазисы. Дорога, по которой мы шли, вероятно, мало посещаемая; мы не встретили ни одного каравана и ни одной юрты кочевников; зато попадались антилопы и в одной местности, в глубине Бей-шаня, стадо куланов, давшее случай подновить запас провизии. В зависимости от расстояния между источниками воды мы делали то большие, то маленькие переходы.
Общий характер местности напомнил мне Центральную Монголию; Бей-шань, подобно последней, нужно назвать холмисто-гористой полупустыней, в которой процессы разрушения и развевания господствуют. Благодаря им и крайне скудной растительности строение гор почти везде было совершенно ясно; мы могли видеть, как белый гранит внедряется неровной массой в серые гнейсы, а сам пересекается еще жилами темнозеленого диорита, и в каких разнообразных отношениях встречаются эти породы. Процессы разрушения были особенно наглядны в горах у колодцев Мын-шуй, представлявших большой массив гранита, в котором выветривание создало бесчисленные карманы, впадины и целые ниши разной величины. Можно было проследить, как в нишах постепенно разъедается и разрушается свод, понижаются стенки и как в конце концов на месте холма остаются гребешки и кочки от стенок уничтоженных ниш. В этом месте я устроил дневку, чтобы изучить основательно ход развития этих форм разрушения твердой породы (…).
Через 12 дней наш путь, шедший в общем на северо-запад, резко повернул на запад. Мы миновали Бей-шань и уже перед тем несколько дней на горизонте видели хребет Карлык-таг, восточный конец Восточного Тянь-шаня, увенчанный вечноснеговыми вершинами (…).
Пересечение Бей-шаня подтвердило вывод, сделанный мною уже в Восточной и Центральной Монголии и в Ордосе, именно, что в Центральной Азии лесс образуется, но не накопляется, что степных котловин, заполненных лессом, которые предполагал Рихтгофен, нигде нет, что везде выступают коренные породы, выветривающиеся и дающие пыль, которая выносится ветрами из пустыни и осаждается на окружающих ее горах и степях. Бей-шань даже не содержал скоплений сыпучего песка, которые я видел в Центральной Монголии; здесь даже этот материал выветривания не мог накопляться в достаточном количестве, а выносился ветрами на юго-запад — в хребет Курук-таг и к озеру Лоб-нор (…).
…Мы ехали шесть дней и еще день потеряли из-за бури (…).
…В этот день с
По словам жителей с. Ляо-дун, в этой местности бури не редки; весной и в июне из двух дней один бурный, летом и в сентябре из пяти дней один бурный, а позже осенью — из десяти дней один; только в январе — феврале бури редки. Бури эти налетают с севера и с северо-востока и достигают такой силы, что трясутся стены глинобитных фанз (…).
Особенно сильными бурями отличается местность к югу от второго участка подножия Тянь-шаня, где большая дорога уходит в горы от безводия и бурь. Из Ляо-дуна и других мест первого участка имеются более короткие дороги в Люкчун и Турфан, пересекающие пустыню по прямой линии, но ими пользуются только зимой, когда бури редки, а воду может заменить снег или взятый с собой лед, и пользуются только немногие; вся эта местность уже много столетий тому назад была названа китайцами «долиной бесов». По китайским описаниям, эта долина известна сильными бурями, которые (…) поднимают в воздух камни в яйцо величиной, опрокидывают самые тяжелые телеги и, развеяв рассыпавшиеся вещи, уносят и телегу. Людей и скот, застигнутых в дороге, заносит так далеко, что и следов нельзя найти. Перед ветром слышен глухой шум, как перед землетрясением.
Жители Люкчуна также рассказывают о невероятной силе ветра, срывающего с гор щебень в таких массах, что кажется точно идет каменный дождь; шум и грохот заглушают рев верблюдов и крики человека и наводят ужас даже на бывалых людей. Никто не в силах удержаться на ногах, ветер даже опрокидывает арбы и уносит на десятки шагов. Известны случаи гибели целых караванов.
И все-таки, как сообщал путешественник Роборовский, не так давно через эту местность пролегала колесная дорога и на ключах и колодцах имелись станции. В начале XIX века по этой дороге шел казенный караван из Пекина, везший серебро в Восточный Туркестан, его сопровождали войско и чиновники. Поднялась страшная буря и разметала весь караван; посланные на поиски отряды не нашли никаких следов. Тогда по поручению богдыхана все станции были разрушены, колодцы закиданы камнями, а дорога наказана бичеванием цепями и битьем палками, а чиновникам, войскам и всем едущим по казенным делам было строго запрещено пускаться по этому пути (…).
Роборовский (…) видел разрушенные станции и засыпанные колодцы, кости верблюдов и лошадей, испытал бурю, во время которой галька величиной с кедровый орех, поднятая ветром, больно била в лицо. Чтобы не унесло юрту, пришлось привязать ее к вьюкам. Он отметил, что обрывы гор, сложенные из красных глин, разрушены и расчленены ветрами на странные формы, не поддающиеся описанию; местность страшно изборождена, изрыта и расчленена на столовидные высоты и глубокие котловины…
В начале второго участка дорога, постепенно приблизившаяся по пьедесталу Тянь-Шаня к предгорьям его, пересекает длинный отрог скалистых гор, протянувшийся на юго-запад в глубь пустыни и состоящий из двух десятков отдельных гряд (…). Мы ночевали на ключах, не доезжая этого отрога (…), пересекли весь отрог и выехали затем в обширную впадину Дун-иен-чже, ограниченную с севера самим Тянь-шанем (…).
Эта впадина достигает 40–45 км длины с востока на запад и от 5 до 10 км ширины с севера на юг (…).
В этой впадине также свирепствуют бури, срывающиеся с холодных высот Тянь-Шаня. Нам рассказывали, что лет десять тому назад со станции Цзи-ге-цзинзе в восточной части впадины выехал обоз из 15 китайских телег. На станции предупреждали, что надвигается сильная буря, но китайцы ответили, что в телегах она им не страшна, и уехали. Но на следующую станцию Чоглу-чай они не прибыли. Очевидно, буря смела телеги, животных и людей вдоль подножия Чоглучайской цепи гор и погубила всех.