За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье
Шрифт:
— А ты, оказывается, скрытный! Может, еще кое-что от меня скрываешь?
Тигран смиренно улыбался, но глаза по-молодому вспыхивали.
— Что это? — привстала тетушка Астхик, взглянув в окно. — Вай, смотрите, люди, наш козел лезгинку отплясывает! Тигран, ты его тоже вином угощал?
Мы вышли во двор. Возле сброшенной с чердака рухляди в полном одиночестве плясал козел. Он как-то странно подпрыгивал, вставал на дыбы, с силой опускал передние ноги на землю, быстро-быстро перебирая копытами, отскакивал в сторону и снова повторял свои замысловатые па.
Мы подошли ближе, козел продолжал отплясывать. Увлеченный танцем, он подпустил нас
Большая, толстая гюрза ворочалась в пыли. Кожа на жирном теле висела клочьями, змея разевала страшную пасть с длинными ядовитыми зубами, то и дело пыталась укусить противника, но козел ловко увертывался, острые раздвоенные копыта продолжали обрушиваться на пресмыкающееся.
Гюрза! Та самая, что жила на чердаке, та, что едва не укусила Ваську, что безжалостно губила мою живую коллекцию. Свалившаяся вместе с разным хламом с чердака, змея пыталась удрать, но была настигнута и обезврежена.
Пришли хозяева, собрались соседи, все дивились размерам пресмыкающегося, наперебой хвалили козла, гладили, теребили свалявшуюся бороду, трогали крутые, потрескавшиеся рога. Козел принимал почести благосклонно, скашивая розовые глаза на держащегося поодаль Ваську. И произошло неожиданное: Василий подошел к козлу, потрепал его по загривку.
— Славная ты, парень, животина! Ты уж прости меня за скипидар и прочее. Заявляю во всеуслышание — ты проявил отвагу и достоин награды. — С этими словами Васька снял свою новую шляпу из китайской рисовой соломки и нахлобучил на голову козла. Крутой рог пробил шляпу насквозь, и она сдвинулась набекрень, придавая козлу залихватский вид. — Носи, парень, на здоровье.
Козел постоял, задумчиво пожевал губами, проблеял благодарность и важно удалился, покачивая головой, украшенной соломенной шляпой.
Глава десятая
На охоте и дома
Пронизав плотную завесу облаков, самолет круто пошел к земле. Из непроглядного мрака выплыл город — тысячи огоньков мигали внизу, переливались, мерцали. Мягкий удар, и воздушный лайнер покатился по бетонной полосе аэродрома: мы в Махачкале.
Мы давно собирались отправиться на Каспий, познакомиться с уникальной фауной, половить змей. Долго выбирали подходящее место и остановились на Дагестане, где никто из нас никогда не бывал.
Утром на дряхлом автобусе выехали в Избербаш, крохотный городок на побережье Каспийского моря. Ехали по шоссе, справа тянулась цепь невысоких гор, слева простиралась ровная, как стол, степь, выстланная зеленой скатертью виноградников. С жильем определились быстро и сразу же пошли знакомиться с городом. Городок невелик, одноэтажные домики утопают в садах. В центре — большой и шумный базар, горы всевозможных фруктов, рои ос у киоска с восточными сладостями. В
Мы идем по степи, шуршит сухая желтая трава, в серой земле темнеют круглые отверстия. Дядя Федя, у которого мы сняли комнату, уверяет, что это норки тарантулов. Если верить ему, тарантулов здесь великое множество. Это открытие нас не радует, мы мечтали позагорать на морском берегу, но располагаться по соседству с тарантулами как-то не хочется…
Жарко, пустынно, безлюдно; ритмично работают насосы, выкачивая из земли нефть. Насосы работают день и ночь.
А вот и море. Оно открывается с пологих дюн — серо-стальное, спокойное, не такое сочное, как Черное, но ласкающее своей неброской красотой. Поспешно сбрасываем одежду, надеваем ласты, маски и бросаемся в прохладные волны. Вода менее прозрачна, чем на Крымском побережье, мутноватая, но видимость все же неплохая. Дно — с черноморским не сравнить — илистое, тусклое, чахлые водоросли, мелкий желтый песок, худосочные крабики. Разочарованные, отплываем подальше, на каменистой гряде стоит, засучив шаровары, рыбак в широкополой соломенной шляпе.
— Как успехи?
— Тарашку таскаю, — кивает он на ведерко, наполненное небольшими, величиной с ладонь, рыбками.
Неторопливо плывем вдоль гряды, спугивая прогуливающихся по ней чаек, ничего стоящего не встречаем. Наконец замечаем крупную рыбу. Это кефаль, старая знакомая. Здесь она немного крупнее черноморской и, пожалуй, чуть посветлее. Но черноморская кефаль — ученая, близко не подпускает, подстрелить ее очень трудно. Каспийская, видимо, менее опытна, на Каспии вольных подводных стрелков значительно меньше, поэтому кефаль не спешит удирать, а вьется поблизости.
Васька, зашлепав ластами, припустил к берегу за ружьем, кефаль шум не потревожил, и она по-прежнему бороздит тупым носом рыхлое дно в поисках пищи. Я огорчился — стрелять непуганую рыбу неинтересно и, разумеется, неспортивно.
Соблюдая осторожность, едва шевеля ластами, подплыл Васька и сразу же вошел в боевой разворот, изготовился к стрельбе. Кефаль на этот раз отреагировала на колебания вод, невежливо повернулась к Ваське хвостом и застыла. В таком положении ни один подводный охотник не станет стрелять — промах гарантирован. Васька описал дугу, выбирая подходящую позицию, но кефаль, словно решив помочь стрелку, повернулась к нему боком.
Васька прицелился; пожалев беспечную рыбину, я неуклюже забарахтался, подняв тучу брызг. На этот раз кефаль уже не мешкала и умчалась столь же быстро, как это делали ее черноморские родичи, заметив подводного охотника.
Рассерженный Васька всплыл на поверхность, сорвал маску:
— Ты что — озверел? Такую рыбу спугнул!
— А ты бы еще в корову стрелял!
Возмущенный, Рыжий набрал в легкие побольше воздуху, собрался достойно мне ответить, но чья-то тень, мелькнувшая у гряды, заставила его надеть маску и нырнуть. Обратно он вылетел пробкой, глаза безумные, схватил меня за руку и увлек на глубину. Мы проплыли десяток метров, Васька попридержал меня, тормозя ластом, и указал ружьем на видневшееся поблизости бревно. Зависнув в полуметре от морского дна, оно чуть покачивалось. Я воззрился на Ваську, он вновь указал на бревно, но воздух у нас кончался, пришлось всплывать. Васька выплюнул загубник дыхательной трубки: