За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье
Шрифт:
По дороге тщетно придумываю аргументы для оправдания, ох как непросто их отыскать: отправился человек культурно развлекаться, а вместо этого купил… змею! Думаю на улице, думаю в метро. Из задумчивого состояния меня выводит расфуфыренная дама, сидящая напротив. С удивлением замечаю, что ее накрашенное лицо вдруг вытягивается, формой и цветом напоминая незрелую дыню. Что такое?! Осматриваюсь и вижу, что из моего кармана свисает темная полоска. Ах, вот оно что! Спокойно запихиваю сопротивляющуюся «полоску» обратно и покрепче зажимаю карман. Аккомпанементом к сей несложной манипуляции звучит пронзительный визг:
— У него! У него! В кармане!
Всполошившиеся пассажиры недоуменно и подозрительно взирают на меня.
— Что у вас в кармане, молодой человек? —
— Веревочка…
— Веревочка?! Какой лжец! — возмущается дынеподобная дама. — Я своими глазами видела…
— Что именно? — допытывается осанистый толстяк. — Конкретизируйте.
— Я видела… нечто…
— Ах, вот как! — Толстяк набычился, шагнул ко мне, собираясь меня схватить, — неопределенное, таинственное «нечто» произвело на него сильное впечатление.
К счастью, поезд подходит к остановке, сжавшись, я готовлюсь к побегу, понимая, что меня могут задержать и тогда неприятностей не оберешься: провоз животных в метро запрещен. В моем распоряжении считанные секунды, но я не шевелюсь, толстяк, не подозревая о моих намерениях, открывает толстогубый рот, чтобы учинить мне форменный допрос, но поезд останавливается, я пулей вылетаю из вагона и, когда автоматические створки дверей мягко смыкаются, выхватываю из кармана свою покупку и подношу к дверному стеклу. Толстяк шарахается назад, теряет свою шляпу и вместе с ней всю свою солидность, пассажиры таращат глаза на извивающегося ужа, поезд набирает ход, а я, сунув змею в карман, с такой же скоростью удираю из метро…
С младых ногтей я знал, что держать дома змей хлопотно, особенно если ты живешь не один. И все же ужей, удавчиков, всевозможных полозов у меня перебывало немало. Разумеется, и неприятностей из-за пресмыкающихся было в избытке.
В юности я жил в многонаселенной, напоминающей общежитие квартире, где житейских проблем было предостаточно. Особенно острой была проблема так называемых мест общественного пользования. Утром, в часы пик, возле них постоянно возникали длинные очереди — жильцы нервничали, торопясь на работу, в институты, школы и т. п. Но находились эгоисты, не желавшие считаться с остальными, причинявшие простым смертным массу неприятностей. Никакие внушения, замечания, душеспасительные беседы на общих собраниях, которые устраивали субботними вечерами на кухне, не помогали. И тогда Васька, непременный активный участник всех кухонных дискуссий, сделал сознательному большинству деловое предложение:
— Вот что, уважаемые граждане и гражданочки. Некоторые несознательные товарищи, полностью нас с вами игнорируя, каждое утро оккупируют жизненно важные объекты нашей квартиры и находятся там часами. Что они там делают, не знаю и знать не хочу. Но из-за этих эгоистов мы постоянно опаздываем на работу, что совершенно недопустимо, а посему предлагаю…
Предложение, вызвавшее растроганные аплодисменты аудитории, было принято единогласно. Поздно ночью непосредственные участники операции тайно проникли в туалет и привязали к свисающей от сливного бачка цепочке для спуска воды (ручку с которой сорвали в незапамятные времена) узким бинтом… степного удавчика. Живого! Дисциплинированное большинство населения, заранее об этом предупрежденное, утром любезно уступило очередь человеку, от которого стонала вся квартира. Субъекта этого никто не окликал по имени либо фамилии, называли его Застенщик. Кустарь-одиночка, он весь день стучал за стеной у себя в комнате молотком, гремел и лязгал металлом, чем и заслужил необычное прозвище. Наглый, полностью лишенный совести, Застенщик имел скверную привычку занимать туалет на рассвете, захватив с собой старые газеты, и читать их там от строки до строки, обрекая дожидающихся снаружи соседей на физические и моральные муки. Никакие деликатные напоминания, униженные просьбы поторопиться, никакие мольбы на него не действовали, и Застенщик оставался в импровизированной читальне ровно столько, сколько считал необходимым.
Так
Содержание пресмыкающихся в домашних условиях не причиняет их владельцу особых забот, если у него есть террариум. В этом случае змеи находятся в замкнутом пространстве и, если оно не имеет каких-либо щелей или отверстий, можно спать спокойно. В противном случае… Однажды я целый день искал удравшего из террариума степного удавчика, но так и не нашел, хотя перевернул всю мебель. Позднее удавчик выполз сам — проголодался. Где он скрывался, я так и не узнал.
Рассказывают, что змея, долго прожившая под одной крышей с человеком, привыкает к нему и даже становится послушной. Меня всегда интересовало, можно ли приручить змей, особенно крупных. Опыты с полозами успеха не принесли — эти злюки шипели и бросались даже на того, кто их кормил, и я выдерживал ради них бешеные наскоки соседей. Но, побывав в Индии, я узнал, что крестьяне на юге страны держат дома питонов, поручая им охрану маленьких детей, пока родители работают в поле. Специально обученные питоны отлично справляются со своими обязанностями, бдительно охраняют малышей и беспощадно расправляются с ядовитыми змеями или хищниками, которые попытаются проникнуть в хижину. Родители могут быть совершенно спокойны — такая нянька не отступит даже перед тигром.
И все-таки змеям доверять нельзя, даже удавчикам — существам, в общем-то, безобидным. Однажды я пришел в одно столичное издательство, для которого готовил книгу о змеях. Редактор сам придумал ей название, забраковав мое. Теперь оно звучало интригующе — «Змея в мешке».
— Читателя надо интриговать, — поучал редактор. — Прочтет человек название и обязательно купит книгу.
Возможно, он был прав, мой развеселый редактор: реклама — залог успеха. В одном я был с ним не согласен, хотя и не сумел отстоять свою правоту: прочитав окончательный вариант рукописи, редактор заявил тоном, не допускающим возражений:
— Вещь получилась, поздравляю. Никаких замечаний у меня больше нет. Кроме одного…
— А именно?
— Рукопись необходимо сократить в три раза!
— Почему?!
Читатель, не искушенный в тонкостях книгоиздательского дела, не ведающий писательских и журналистских проблем, пожмет плечами: что ж тут особенного — сократить так сократить. Профессионал, однако, подобным требованием будет сражен наповал — оплата в те незабвенные годы осуществлялась по количеству написанных страниц, по объему, книга, фигурально выражаясь, оценивалась, как колбаса в магазине, — на вес, таким образом весельчак-редактор намеревался сократить причитающийся мне гонорар ровно втрое, с чем я, естественно, не согласился, выразив недоумение.
— Потому, — разъяснил редактор, — что иначе никто не поедет поднимать целину!
Подведя, так сказать, теоретическую базу, ссылаясь на призыв партии и правительства к молодежи осваивать целинные и залежные земли, редактор твердо стоял на своем и ни на какие уступки не шел, в результате чего книга в свет так и не вышла. Но разговор этот состоялся значительно позже события, о котором я хочу рассказать.
Как уже упоминалось выше, редактор очень любил интриговать, напускать туману, наводить тень на плетень. Коллектив эту маленькую слабость своего шефа знал и охотно играл с ним в ту же игру, притворяясь страшно заинтригованным, а потом посмеивался над столь редкостным хобби своего шефа. Необычное увлечение редактора имело непосредственное отношение и ко мне, редактор неоднократно намекал, что хотел бы познакомиться со змеями поближе, и всякий раз, когда я уходил, просил меня в следующий раз притащить в издательство парочку змеек.