За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье
Шрифт:
— Бог ты мой! Что это значит?! — возопила теща, уставившись на жалкие кукольные останки. — Что это, скажите на милость?
— Видите ли… — замялся я, не зная, что ответить, однако у Васьки таких проблем никогда не было, за словом он, как говорится, в карман не лез и посему авторитетно заявил, нахально щуря зеленые кошачьи глаза:
— В наших магазинах и не такое можно приобрести. Вы проверяли покупку? Ну, правильно, вы пошли в кассу денежки платить, а вам тем временем и подложили…
— Какое похабство! — Теща пустила в ход любимое словечко, не сходившее с ее сахарных уст. — Какое невероятное похабство!
— Похабство?! Гм… Впрочем, можно и так сказать… Невероятное похабство. Вчера покупаю кружку пива, а там…
— Подождите, подождите, — прервала Ваську
— Коробка?! — Васька покосился на меня: вопрос, а главное тон, каким он был задан, поверг его в замешательство. Впрочем, Васька не был бы Васькой, если б не смог на него ответить. — Ах, коробка! А ее просто не было. Была оберточная бумага какая-то, так я ее выкинул.
— То есть как — не было?! Я же ее сама принесла из магазина!
— Не было, — стараясь не покраснеть, подтвердил я. — И естественно, что не было — с тарой в стране напряженка.
Хлопая короткими ресницами, женщина пристально глядела на нас, строящих невинные рожи, и закончила излюбленным — нашла наше поведение невероятно похабным.
Очередное «похабство», совершенное бурым озорником и не заставившее себя ждать, породило у женской половины семьи искреннее недоумение и длительные тягучие размышления, ничем, впрочем, так и не закончившиеся, ибо ни к какому выводу прекрасная половина так и не пришла. Мы с тестем происшедшего не видели, хотя и догадывались, что именно произошло и кто сыграл в случившемся далеко не последнюю роль. Утвердились же мы в своем предположении значительно позже, когда вывезли Мишку на природу и увидели, как ловко и умело он ловит в крохотной безымянной речушке юрких пескариков, выхватывая их когтистой лапой из воды и швыряя через себя на прибрежный песок.
Вернемся, однако, к событию, этому предшествующему. В доме по случаю юбилея тестя ожидались гости, и женщины, подискутировав по поводу праздничного меню, решили порадовать юбиляра жареной рыбкой, отправились за оной в магазин и принесли несколько жирных карпов. Не успевшие уснуть рыбины трепыхались, кошелка ходила ходуном, и Бог знает из каких соображений, быть может, даже из гуманных — пусть бедная рыбка поживет еще немножко, прежде чем сплясать свой прощальный танец на раскаленной сковородке, карпы были пущены в наполненный водой таз, где тотчас же начали бесконечное движение по кругу, без устали кружа по ограниченному пространству, напоминая своеобразный вечный двигатель. Но последнее плавание, увы, оказалось недолгим: стоило женщинам отлучиться на кухню, где они тотчас же зацепились язычками со словоохотливыми соседками, медвежонок, который до этого сладко спал в своем устланном куском моей фронтовой шинели ящике, мгновенно пробудился — верный дружок нос уведомил его, что дрыхнуть в столь ответственный момент просто преступно. Раздразнив Мишку заманчивым запахом, нос безошибочно указал ему верное направление и привел медвежонка к тазу, который простодушные кулинарки почему-то оставили на полу, значительно облегчив Мишке задачу, с которой он справился блестяще, причем в предельно сжатые сроки. Не знаю, как долго продолжались разговоры на кухне, но когда обе дамы вернулись в комнату, то были озадачены чрезвычайно. Удивлению женщин не было предела — таз оказался пустым, карпы исчезли бесследно, именно бесследно — капли воды, оставшиеся после того как Мишка выловил злосчастных рыб, уже высохли, разделывал добычу и с наслаждением уписывал ее Мишка, благоразумно забившись под тахту, а насытившись, тотчас же снова улегся в свой ящик и к моменту возвращения поварих уже спал сном праведника и даже слегка посапывал во сне.
Куда же подевались рыбины? Ломая голову над этой загадкой, но так ее и не решив, теща повернулась к дочери, та, в свою очередь поразмышляв над проблемой, почему-то пристально поглядела на меня:
— Это, конечно, твои с Васькой штучки? Ну, пошутил, а теперь отдай рыбу, мама же не успеет ее приготовить!
Я-то сразу смекнул, о чем идет речь, — приметил на потешной Мишкиной мордочке несколько блеклых чешуек — все, что осталось от злосчастных рыбех. Но выдавать друзей не в моих правилах, поэтому пришлось наводить тень на плетень,
— Проворонила рыбку, дорогая? Сама виновата — не хлопай ушами.
Теща ничего не ответила, но с этой минуты завела своеобразный дневник, куда каллиграфическим почерком подробно заносились все бандитские деяния медвежонка и соответственно давалась оценка преступному бездействию его неразумного хозяина. Дневник заполнялся быстро, и рано или поздно мне должен был быть предъявлен серьезный счет. Учитывая диалектический закон перехода незначительных и скрытых количественных изменений в качественные, мне следовало поразмыслить, и как можно скорее, о радикальном решении проблемы — куда девать медвежонка. Время работало против нас с Мишкой, так как рос он не по дням, а по часам, к осени основательно вымахал, и становилось ясно, что оставлять его в коммунальной квартире, в комнате, где жили четверо взрослых людей, абсолютно несовместимых по сотне разных параметров друг с дружкой, совершенно невозможно, тем более что медвежонок, взрослея, практически неуправляемый и раньше, становился просто невыносимым.
К счастью, нашлось все-таки одно средство, оказывавшее на медвежонка совершенно потрясающее воздействие, которого он боялся как огня и которое, будучи совершенно безобидным и безболезненным, всегда давало положительный эффект.
Настоящие дрессировщики, разумеется, знают, как следует обращаться с дикими, неожиданно выхваченными из лона родной природы животными, по стечению обстоятельств оказавшимися в неволе. Но как быть непрофессионалу, пребывающему в своем доме, что называется, лицом к лицу с диким существом, которое если и не предпринимает в данный момент против своего хозяина каких-либо агрессивных действий, тем не менее абсолютно непредсказуемо, и никому не известно, что придет этому существу в его головку в следующую минуту.
Поведение моего медвежонка постоянно навевало подобные мысли, его неисчислимые проделки давали окружающим обильную пищу для размышлений, вынуждали искать какие-то пути и способы обуздания Мишкиного неукротимого нрава. С моей точки зрения, медвежонок был существом очаровательным, по мнению членов моей семьи он был отъявленным хулиганом и сущим разбойником, совершенно не умеющим себя вести, не поддающимся ни на какие увещевания, укоры и угрозы, живущим по принципу «что хочу, то и сворочу», а сворачивал и крушил звереныш все, что попадало под его тяжелую лапу.
А попадало, к сожалению, многое, причем значительная часть попавшего, несмотря на принимаемые нами меры, после жарких Мишкиных объятий имело жалкий, истерзанный вид либо просто приходило в полную негодность. Как уже говорилось, с предметами домашнего обихода Мишка расправлялся яростно и быстро отгрызал ножки стульев, измочаливал веники, рвал на мелкие кусочки половики, а уж если случалось ему вскочить на тахту, домашние скопом бросались на медвежонка, силясь спасти то, что на тахте лежало, невзирая на опасность быть укушенным либо поцарапанным (к счастью, когти у Мишки были тупыми), сгребали его в охапку и спускали на пол.
Уходя из дома, мы теперь были вынуждены привязывать его к батарее центрального отопления, и всякий раз при этом содрогались от мысли, что Мишка, поднатужившись, ее разломает, лишит наше жилище тепла, зальет его кипятком. Нужно было что-то делать, искать способы убеждения, воздействия на косолапого безобразника, причем они должны быть прежде всего безопасными, безболезненными, а главное, эффективными.
Поскольку все испробованные до этого способы никаких результатов не дали, а тещино «хорошенько отдубасить», высказанное в сердцах после скорбного созерцания изжеванной продырявленной кофты, было с негодованием отвергнуто, с рационализаторским предложением выступил тесть, после продолжительного молчания глубокомысленно изрекший: