За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье
Шрифт:
— Голуби тебя слушаются, папа!
— Животные любят доброе слово…
Осенью выезжали в горы. Небольшой ишачок, независимо помахивая хвостом, неторопливо брел узкой и обрывистой горной тропой. Эксонджон обычно сидел позади, держась за отцовский кушак, не спуская глаз с сокола, застывшего изваянием на отцовской руке. Сокол сидел неподвижно, готовый ежесекундно взлететь. Эксонджон любовался гордой и ловкой птицей, и, хотя жалел зайцев и куропаток, которых сокол замечал с высоты, преследовал и в конце концов настигал, мальчик с нетерпением ждал, когда отец вновь пустит добычливого хищника в стремительный полет.
Однажды
— Плохой человек выбросил его на улицу, а я подобрал. Собаки хороший народец, бери, сынок, воспитывай, старайся погасить его обиду. Пусть не держит зла на людей.
Пес вырос смышленым, Эксонджон брал его с собой на базар, собака важно шествовала с корзиной. Купив овощи и фрукты, мальчик прикрывал их газетой и отправлял четвероногого друга с покупками домой.
Батыр, держа в зубах тяжелую корзинку, трусил по улицам, скашивая янтарные глаза на встречных собак, и словно извинялся перед ними: «Простите, братцы-сестрицы, видите, я занят…» Вечерами вся семья поливала огород, воду носили из хауза — маленького зацементированного бассейна. Батыр тоже работал, очень ловко черпал воду маленьким ведерком и приносил хозяину, мальчик восхищался сообразительностью собаки. Много лет спустя, вспоминая о начале своего удивительного увлечения, Усманов обязательно рассказывал о Батыре:
— С тех пор душа моя к природе потянулась…
На луг, где неосмотрительная волчица устроила свое логово, вышла косилка. Ножи срезали двух волчат, последний уцелел. Валяться бы ему рядом с прочими, да вступился Усманов, попросил помиловать звереныша. Дехкане переглянулись — с волками у них были давние счеты, но Эксонджона в кишлаке уважали: всякую живность собирает, быть может, станет большим ученым…
Волк, он и есть волк, серый разбойник, и, как его ни корми, он, согласно пословице, все равно в лес смотрит. Да и не только туда — зимой любит заглядывать в курятники, овчарни, изредка наведывается и в коровник, а подчас не прочь и оплошавшую собаку утащить. Родные отговаривали Эксонджона, соседи и вовсе всполошились — разломает зверь клетку, больших бед наделает. Однако волк вел себя вполне прилично, не шкодил, кур и цыплят не трогал, был, опровергая тысячелетнюю свою нелестную характеристику, смирен и добродушен, весело играл с козлятами, мирно спал рядом с теленком. Хозяина слушался беспрекословно, охотно и быстро выполнял все его приказания. Уволенный в запас пограничник, поглядев на играющего с волком Эксонджона, поразился:
— Он у тебя выдрессирован, как служебная собака!
— Нашего Эксонджона все слушаются, — восторженно заметил соседский мальчишка, оседлавший высокий, растрескавшийся дувал. — Даже ежик.
И в самом деле было так, что все животные, попав в «Живой уголок» Эксонджона, обретали одну характерную черту: они, что называется, души не чаяли в своем хозяине, и стоило ему появиться во дворе, как сразу со всех сторон сбегались, слетались, сползались те, кто содержался на воле, обитавшие же в клетках и вольерах поднимали неистовый визг, писк, вой, метались по своим тесноватым помещениям, не сводя преданных глаз с Эксонджона. Конечно же он выпускал их из заточения, давал возможность порезвиться, побегать по двору, для четвероногих это становилось настоящим праздником, они носились из конца в конец, ошалев от призрачной свободы, а вдоволь набегавшись, окружали хозяина, терлись о его ноги, лизали ему лицо и руки. Даже длинноухий ежик Борька, смешное, сугубо ночное создание, Бог весть как разузнав, что хозяин находится во дворе, торопливо покидал свою лежку и, стряхивая на ходу с ощетинившихся игл палые листья, спешил ткнуться черным влажным рыльцем в хозяйский сапог. Усманов чесал ежу за ухом, зверек сопел и хрюкал от наслаждения, но стоило кому-то чужому приблизиться, ежик тотчас же сворачивался клубком и лежал так до тех пор, покуда человек не уходил.
Волк между тем отъелся, заматерел; широкогрудый, пушистый, он был очень красив. Однажды спустившийся с гор старик чабан, приехавший
— Что ты наделал, несчастный! Держишь баранов вместе с презренным волком! Видно, Аллах помутил твой разум — разве ты не знаешь, что вытворяют эти бандиты на пастбищах? Их нужно уничтожать. Беспощадно уничтожать всех до одного!
— Не тревожьтесь, аксакал, мой Серый овечек не тронет.
— И это слова мужчины?! У нас в горах даже малые дети знают, что вытворяют волки!
Но Серый ничего предосудительного «не вытворял», винить его было не в чем. Много лет прожил он бок о бок с баранами и телятами и ни разу никого не обидел.
А «Живой уголок» Эксонджона Усманова тем временем разрастался, щедрая природа Таджикистана тому способствовала. Появился у Эксонджона красивый винторогий козел, знакомые охотники привезли в мешке маленького дикобраза, дети, возвращаясь из летних лагерей, приносили черепах и степных удавчиков, геологи однажды приволокли разъяренного варана, пойманного где-то в туркменских песках; мощные челюсти пресмыкающегося были крепко связаны. То и дело из-за глинобитного дувала доносились голоса:
— Эй, хозяин! Эксонджон-ака! Принимайте подарки!
Усманов устроил террариум, для варана пришлось соорудить специальное помещение. Затем появились и ядовитые змеи — кобры, эфы, щитомордники. Эти отнюдь не безопасные существа доставляли Эксонджону немало хлопот, но расставаться с ними не хотелось.
С каждым днем Усманову прибавлялось работы, хватало и забот: нужно было хорошенько изучить норов и наклонности многочисленных питомцев, знать, чем их кормить, уметь, если понадобится, оказать животному медицинскую помощь. Усманов расспрашивал чабанов, зоотехников, охотников, ветеринарный врач из Душанбе подарил ему трехтомник Брема; труды выдающегося, всемирно известного ученого произвели на жителя кишлака большое впечатление. Эксонджон неоднократно перечитывал их, делая необходимые выписки.
Помогали Усманову не только книги. Когда в областной город приезжал передвижной зоопарк, Усманов подолгу расспрашивал сотрудников, как нужно ухаживать за животными, чем их кормить. Глубокой осенью в город приехал Новосибирский зоопарк, один сотрудник которого вскоре заболел. Узнав об этом, Усманов предложил свою помощь. Целый месяц, взяв отпуск (к тому времени Эксонджон уже освоил профессию водителя и работал на автобазе), Усманов трудился в зоопарке, где частенько советовался по тем либо иным вопросам, связанным с содержанием животных в неволе, с научными сотрудниками, а те с радостью помогали пытливому, немного застенчивому юноше.
Незадолго до отъезда в зоопарке случилась беда — тяжело захворал потешный медвежонок Улан. Маленький, страшно исхудавший, он угасал буквально на глазах. Работники зоопарка делали все возможное, но зверенышу становилось все хуже и хуже.
— Придется усыплять, больше ничего не остается, — проговорил расстроенный директор зоопарка. Усманов, стоявший возле бокса, где на соломе, бессильно откинув голову, лежал и часто-часто дышал умирающий медвежонок, услышал разговор директора с сотрудниками зоопарка.
— Пожалуйста, отдайте зверя мне. Вместо зарплаты…
— То есть как — вместо зарплаты?! И зачем он тебе? Шкуру хочешь продать? Напрасно — ничего на этом не заработаешь.
— Я Улана вылечу. А деньги мне, пожалуйста, не платите, ведь медвежонок стоит дорого.
Директор пожал плечами:
— Заработанное ты получишь полностью. Мы нарушать трудовое законодательство не собираемся. А зверя так и быть забирай: мы его спишем по акту.
Директор еще что-то говорил, отдавал какие-то распоряжения, но Усманов не слушал, он съездил домой за одеялом, закутал медвежонка, как младенца, взял на руки и привез Улана в свой «зоопарк». Ехал на автобусе, прижимая к груди впавшего в беспамятство медвежонка, а сердце радостно стучало — медведя в коллекции Усманова еще не было…