За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье
Шрифт:
Удивляться тут не приходится — зверь есть зверь, об этом забывать нельзя. Выдающаяся наша дрессировщица, известная всему миру Ирина Николаевна Бугримова рассказывала автору этих строк о своей работе в цирке, подчеркивая, что дилетантство в обращении с хищниками смертельно опасно. Работник системы зооцирков Яков Гидальевич Солодухо, много лет проработавший с питонами, продемонстрировал мне большой шрам на правой руке, оставленный одним из его питомцев, у которого в тот день, видимо, было неважное настроение.
— Не все так просто в общении с этими милыми существами, — заметил Яков Гидальевич. — Порой случаются
Мне в своей жизни не приходилось иметь дело с крокодилами, пантерами или львами: медвежонок, волчонок да молодая рысь — вот и все потенциально опасные существа, с которыми сводила меня судьба, не считая пресмыкающихся, о которых рассказано в первой части этой книги. И надо сказать, что судьба была милостива ко мне: мои питомцы, кроме радости, забот и хлопот, ничего, к счастью, мне не доставляли. Однако не следует забывать, что и медведи и рыси далеко не так безобидны, как это порой представляется: соседствуя с ними, следует помнить, что в определенных обстоятельствах ваши питомцы могут причинить вам, вашим родным и знакомым немалые неприятности, так что, проживая с ними бок о бок, не забывайте об этом.
Никогда!
Когда, возвратившись из дальних странствий в Москву, выходишь по бурлящему перрону на шумную привокзальную площадь, окружающее кажется каким-то нереальным, резко контрастируя с тем, к чему ты успел привыкнуть за время летней экспедиции в краях, где от тишины звенит в ушах. Стремительные горные реки, рассекающие бескрайний зеленый океан тайги, чащоба, бурелом, бездорожье, извилистые звериные тропки, едва заметные в буйной зелени кустарника, чистый, пропитанный терпким духом разнотравья, цветов, пряным запахом растопленной жарким солнцем смолы пьянящий воздух, безбрежный простор, окаймленный на горизонте фиолетовой кромкой гор, и тишина, тишина, тишина — удивительная, успокаивающая, умиротворяющая…
Прекрасный, сказочный мир!
Памятуя о нем, можно в какой-то степени представить, что испытывает пойманный в тайге дикий зверь, привезенный в огромный грохочущий город. Бедный Мишка скорчился на дне рюкзака, прижав уши, — оглушенный, растерянный, дрожащий от ужаса. В метро я скинул рюкзак с затекших плеч, поставил себе на колени и облегченно вздохнул — навьючен я был основательно. Впрочем, отдых мой был непродолжительным: зашипели, смыкаясь, автоматические двери и с бедным Мишенькой случился детский грех — из-под днища рюкзака побежал извилистый ручеек. Сидящие поблизости женщины сочувственно заахали: беда какая, а Васька, неизменный мой спутник, не терявшийся ни при каких обстоятельствах, сердито принялся меня отчитывать за плохо завинченный термос.
— Чаек расплескался, — любезно пояснил он соседке. — Китайский, знаете ли. Высший сорт!
— Открой мешок да пробку забей потуже, — снисходя к человеческому недомыслию, посоветовал какой-то мужик. — Всего и делов-то…
Дельный совет поверг нас в смятение, мы выскочили из вагона, не доехав три остановки, рюкзак, однако, продолжал давать течь, словно наскочивший на риф корабль, привлекая внимание скучающего стража порядка, прогуливавшегося вдоль платформы. Пришлось срочно выметаться из метро.
Раздосадованные, мы вышли на улицу, и, как назло, на стоянке такси стояла длинная очередь. Васька, однако, не унывал, потолковал о чем-то с закончившим работу водителем,
По дороге шофер рассказывал Ваське разные столичные новости, а я придерживал и поглаживал положенный на заднее сиденье злополучный рюкзак. Когда машина остановилась у моего дома и мы расплатились, Васька хлопнул водителя по плечу:
— Ну-ка, шеф, скажи, что в этом рюкзачке? Ни за что не угадаешь!
— Ошибаешься, земляк. Угадаю запросто!
— Ты?! Ни-ког-да!
— Спорим на бутылку?
— Давай! — оживился Васька. — Но учти, я коньячок уважаю.
— Значит, согласен? Говорить?
— Жаль мне тебя обижать, шеф: проигрыш стопроцентный. Но спор есть спор — валяй, говори.
— Медведь у тебя, парень, в мешке. Медвежонок!
Обескураженный Васька захлопал рыжими ресницами:
— Вот так номер, чтоб ты помер! Ты случайно не экстрасенс? — Мысленно прикинув стоимость новенького рюкзака (рюкзак был Васькин) и проигранной бутылки, Васька закряхтел от огорчения — очень уж не любил проигрывать. — Да как же ты узнал?
Смеющийся таксист указал на тыльную сторону рюкзака: из прорванной когтями зверя дыры торчала взъерошенная мордочка…
От честно заработанного коньяка шофер великодушно отказался. Заткнув дыру кепкой, я попрощался с расстроенным Васькой и достал ключи от квартиры. Они основательно заржавели — не однажды купались вместе со мной в стремительных таежных реках. Купания всегда были вынужденными и потому не слишком приятными.
Условия коммуналки не способствуют созданию зоопарка на дому, поэтому, отперев входную дверь, я быстро пошел по длинному коридору, не желая встречаться с многочисленными соседями: наученные горьким опытом, они относились ко мне крайне настороженно и сразу же могли понять, вернее увидеть, что я возвратился с добычей, а это означает, что хорошего не жди… Я жил здесь не один год и свое окружение изучил неплохо… К счастью, в коридоре, да и на кухне, миновать которую было совершенно невозможно, никого не оказалось, и я утешился, правда, как показали дальнейшие события, ненадолго.
Итак, дорожные тяготы позади и я снова дома. Сбросив тяжелые сапоги, я натянул спортивные шаровары, надел тапочки и освободил медвежонка из заключения. Перепуганный городским шумом, подавленный необычной обстановкой, Мишка неуклюже заковылял по комнате, затравленно озираясь. Толстые лапы разъезжались по натертому паркету, звереныш падал, судорожно цепляясь когтями за ускользающий из-под ног пол, оставляя на нем глубокие борозды. Я с содроганием отметил, что пол к моему возвращению покрыли свежим лаком. Стараясь не думать о реакции домашних на живой подарок, я быстро выпотрошил холодильник, однако Мишка от колбасы отказался, — значит, придется бежать за молоком.
Взяв полотенце и мыльницу, я пошел в ванную смывать дорожную пыль. Пенсионер Аркадий Андреевич, седобородый и добродушный, радостно меня приветствовал: долгими зимними вечерами мы с ним коротали время за шахматной доской. Заметив, что, выйдя в коридор, я запираю комнату на ключ, Аркадий Андреевич улыбку недоуменно погасил — такое у нас не практиковалось, жили, что называется, одной семьей — дружно…
— У нас в квартире, слава Богу, ничего никогда не пропадало. Сколько живу здесь, такого случая не припомню.