За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье
Шрифт:
А мороз крепчал, нога, зажатая капканом, замерзла так, что я перестал ее ощущать, даже боль притупилась. Руки тоже закоченели, особенно левая: стальные челюсти ловушки нарушили кровообращение. Я то и дело ронял голову на снег, щека горела, словно обожженная. Положение стало критическим, приближался конец.
Внезапно я успокоился, мне стало безразлично, что со мной будет. Я прекратил борьбу, сдался, бессильно опустил голову в снег. Затем, столь же неожиданно, — вспышка бешеной ярости: ни черта, я еще поборюсь! Вытянув руку, я вновь попытался дотянуться до карабина, покрывшегося морозным инеем. Не получилось. Поднимаюсь на локте и устремляюсь всем телом вперед. Дикая боль в ноге, варежка
Медленно сгибаю палец, но карабин неподвижен, наверное, примерз, впрочем, нет, просто давит своей тяжестью. Снова и снова пытаюсь подтянуть оружие, дернуть его с места, но палец соскакивает. Отогреваю палец во рту и не прекращаю своих попыток. И наконец удача: карабин сдвинулся с мертвой точки. Еще несколько усилий, еще, и он рядом со мной. Рядом!
Сую закоченевшие пальцы в рот, боль неимоверная, даже зубы заныли. Постепенно кисть удалось отогреть, карабин, к счастью, заряжен: судорожно дернув негнущимся пальцем спусковой крючок, я раз за разом выпустил всю обойму. Выстрелы следовали один за другим. Когда кончились патроны, я уже не сумел натянуть варежку, рука одеревенела…
Лука разыскал меня под утро. Быстро высвободив из капканов, он принялся усиленно растирать мне ноги, руки, лицо. Очнулся я, когда он сидел рядом на корточках в одном свитере, из-под сбитого на затылок треуха торчали мокрые от пота волосы. Заметив, что я пришел в себя, Лука энергично встряхнул меня и рывком поставил на ноги, придерживая, подтащил к высокой сосне, прислонил меня к дереву. Я безвольно кренился, хотелось одного — спать, спать. Лука грубо встряхивал меня, тормошил, а меня клонило в сон. И тогда потерявший терпение Лука влепил мне пощечину, это отнюдь не медицинское средство оказало на меня разительное действие. Взревев от возмущения, я бросился на Луку, сбил его с ног и мял ему бока до тех пор, покуда не услышал смиренное:
— Хватит, однако. Хватит…
Так как я не сразу уяснил смысл сказанного, Лука всерьез испугался за целостность своих ребер; сильно оттолкнув меня, поднялся на ноги и, видя, что я готовлюсь атаковать его, примиряюще сказал:
— Хватит, однако, Юра.
— Хватит так хватит, — согласился я, тяжело дыша. Лука оделся, поднял втоптанный в снег карабин. Мы посмотрели друг на друга и захохотали.
— Домой надо, однако, — устало проговорил Лука. — Сейчас сниму капканы, язви их в душу, и пойдем.
В заимке я горячо поблагодарил Луку за спасение и с наслаждением растянулся на скрипнувшей скамейке. Уже окунаясь в сон, вспомнил о росомахе.
— Хитрый, однако, зверь, — пробормотал Лука. — Но ничего, быть треске на крючке…
А росомаху я с тех пор так и не видел, о чем и поныне жалею.
Глава пятая
Сокровища хана Кучума
Лето
Однажды подсел ко мне на пляже Петя Махлонов, наш редакционный шофер (в те годы я жил в маленьком городке, работал в местной газете), и предложил организовать экспедицию для поисков золота. Ни больше ни меньше.
— Золота?!
Кривоногий, приземистый Петька был совершенно серьезен, на мускулистом теле сверкали крупные капли, теплый ветер ласково теребил мокрые спутанные волосы.
— Не веришь, Юрыч? — Петя извлек из брезентовой сумки небольшую старинную книгу в кожаном переплете с позеленевшими медными застежками. Титульный лист с названием отсутствовал, выполненная тушью надпись на первой странице свидетельствовала:
«Книга сия принадлежит почетному гражданину Крайска, купцу первой гильдии господину Животикову и в его библиотеке быть имеет».
— Полистай на досуге. Поймешь, что к чему, отчего и зачем.
Библиографической редкостью книжка эта, конечно, не была, но прочитал я ее с интересом. Книга поведала о несметных сокровищах, зарытых в многочисленных буграх на берегах Иртыша, Тобола и Оби. Клады были оставлены неведомым народом, покоренным впоследствии сибирским властителем ханом Кучумом.
Прочитанное меня не удивило — в городском музее подобных произведений немало, доверия они не вызывали, хотя полвека назад местные жители, охваченные лихорадкой кладоискательства, усердно копали землю и подчас действительно находили разные золотые вещицы — украшения, фигурки людей и животных и даже золото в слитках. Мало того, до революции в городе существовали профессиональные бугровальщики. Заручившись поддержкой частных лиц, они разрывали многочисленные «бугры» — древние холмы-могильники — искали золото и нередко находили искомое. Впоследствии поиски кладов как-то сами собой прекратились — то ли все окрестные «бугры» были уже разрыты, то ли людям надоело гоняться за призрачным счастьем.
Утром я книгу вернул, мою ироническую улыбку Петька проигнорировал, достал из кармана засаленную, наклеенную на пожелтевшую марлю карту.
— В книжке была. Книгу я на чердаке нашел, когда наш дом ремонтировали, а карта точно указывает место, где клад зарыт.
— Ну, теперь все кучумское золото — наше!
— Смеяться-то погоди…
Карта воспроизводила небольшой участок местности, прилегающей к деревне Карачино, были приведены координаты клада, закопанного на высоком берегу реки. Заветное место обозначалось крестиком.
— С чего ты взял, что речь идет о кладе?
— А о чем же еще? Наверняка там золотишко спрятано. Давай попытаем счастья, Юрыч, вдруг повезет? У тебя ведь скоро отпуск, а я с главным договорюсь…
Отпуск мы получили, я телеграммой вызвал друзей, но приехали только Марк и Николай, Ваську угораздило сломать ногу, он ковылял на костылях, и можно было представить досаду Рыжего, привыкшего повсюду быть первым. Группа собралась немногочисленная: Петя привел с собой сестру Лену и приятеля Рочева — потомственного охотника, крепкого парнишку-коми. В самый последний момент к нам присоединился заведующий клубом деревни Карачино, видный пышноусый мужчина, носивший благозвучную фамилию Дуб, хорошо знающий родные края.