За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье
Шрифт:
— Собаки ее боятся. Даже те, с какими на медведя охотятся. Бегут от нее собачки, как от лесного пожара!
— Неужто и их загрызть может?
— Может, однако. Но у нее не только зубы да когти, она еще вонькая шибко. Вонят и вонят!
Оказалось, что росомаха наделена и орудием особого свойства: недругов встречает струей, от которой шарахаются, по словам того же Граубина, даже «самые бесстрашные собаки».
— Не будет нам теперь удачи, однако, — сокрушаясь, повторял Лука. — В заимку теперь повадится, подлая…
Лука принял решение росомаху уничтожить, никакие уговоры и просьбы изловить зверя живьем на него не действовали, впрочем, обдумав сложившуюся ситуацию,
— Убить ее, однако. Убить!
— Но как же ты росомаху выследишь?
— Найду ее. Никуда не денется — найду! — Это было сказано с такой решимостью, что мне даже сделалось жаль ловкого зверя.
Два дня мы безуспешно рыскали по тайге, выслеживая росомаху, но зверь ничем себя не обнаружил, словно боялся ответственности за содеянное. На третьи сутки после обеда я взял карабин, встал на лыжи и побрел в указанном Лукой восточном направлении. Самому Луке нездоровилось, и он остался в заимке. Перед уходом я проверил наручный компас: места незнакомые, легко заблудиться. Я шел не торопясь, плотно уминая снег — сам себе прокладывал лыжню. Постепенно стемнело, наступление ночи не смутило меня: в небе ни облачка, скоро взойдет луна и станет довольно светло. Я, разумеется, отдавал себе отчет, что ночью в тайге человеку делать нечего, если какой-нибудь шальной зверь и появится поблизости, то его все равно не увидишь, преследовать не станешь, но мысли о росомахе не давали покоя — вдруг повезет и я встречусь с этим удивительным животным!
Мрак сгущался, но глаза по-прежнему различали окружающее, этому способствовал снег. Осенью по чернотропу в такое время суток не походишь… Взошла луна, стало светлее, голубоватый свет, пробиваясь сквозь густые кроны хвойника, оставлял на снегу замысловатый теневой узор. Синяя тень копилась в буреломах, оторочкой темнела на снеговых шапках пней. Могучие деревья, поросшие дремучими бородами мха, казались в призрачном лунном свете былинными седобородыми богатырями.
Откуда-то сверху полились странные печальные звуки, они приближались, плыли в темном ночном небе. Над макушками деревьев парил невидимый хищник, — возможно, это была серая сибирская сова, крючконосая, желтоглазая птица с сильными лапами и крепкими, как железо, когтями. Сова отлично видит в темноте, днем она теряется, слепнет. Зато ночью от ее зорких глаз не укроется никто. Крылатое порождение мрака пролетело где-то поблизости и скрылось вдали.
К ночи завернул мороз, защипало лоб и щеки, пришлось надвинуть шапку, приподнять шерстяной шарф, закрыв рот, оставив открытыми только глаза. Я взглянул на светящийся циферблат часов: пора возвращаться. Идти той же дорогой не хотелось, я свернул вправо, прошел метров триста, снова повернул и, тщательно выверив направление по компасу, неторопливо зашагал к дому. Лыжи мягко опускались на снег, идти было легко.
Я задумчиво шел вперед, разглядывая дремлющий лес. Внезапно слева, совсем близко от меня, затрещали кусты, послышался какой-то шум. Я остановился, стало не по себе: не шатун ли ломится сквозь густой кустарник?! Сорвав с плеча карабин, я, выждав какое-то время, шагнул к кустам, в снегу что-то резко щелкнуло, и я повалился навзничь — железные челюсти капкана крепко стиснули ногу выше лодыжки. Вздрогнув от неожиданности и боли, я с трудом перевернулся, боль в ноге усилилась, теперь я лежал в неудобном положении. Упершись руками в снег, я попытался подняться, но руки ушли в снег по локти, и я снова упал, на этот раз уже лицом в глубокий снег, и снова услышал знакомый щелчок: левая рука угодила в капкан.
Несколько
Что и говорить, в плохой я попал переплет! Практически безоружный, беспомощно распростертый на снегу, я ежеминутно мог сделаться добычей волков или медведя-шатуна. Зимой хищники голодны и не побоятся напасть на человека, к тому же неподвижного. В довершение всего я просто могу отморозить руки, замерзнуть.
Человек в капкане! Любопытное положеньице. При всем трагизме случившегося мне почему-то стало смешно, — возможно, это была нервная реакция, своеобразный шок, а быть может, я просто не понимал всего ужаса своего положения. Только позже, измученный болью, выбившийся из сил от попыток вырваться из ловушек, я осознал, что со мной произошло, и испугался всерьез.
И все же присутствия духа я не утратил — конечно же Лука пойдет меня искать, подумает, что я заблудился. Ночь лунная, и, безусловно, он, пройдя по моим следам, меня обнаружит. Но если он заснул? Ведь он неважно себя чувствовал, — лихорадило, болела голова. Наверняка заснул и спохватится только утром, а я к тому времени уже превращусь в ледышку. Нет, надеяться на Луку нужно, но и самому надо что-то предпринять.
Отчаяние придало сил, и я вновь попытался освободиться, однако и эта попытка закончилась неудачей. Обессиленный, я лежал на снегу, ресницы слипались, клонило ко сну, но спать нельзя ни в коем случае, это смерть. Я понимал, что замерзну, если засну, но никак не мог стряхнуть навалившуюся странную одурь: спать, спать…
Легкий треск ветвей в кустах заставил меня открыть глаза, в темноте вспыхнула пара зеленых огоньков. Огоньки поплыли над землей, приблизились, и на залитую лунным светом поляну вышло какое-то животное. Постояв, оно подошло поближе, повернулось, и я увидел покатый лоб, вытянутую морду. Переваливаясь на толстых лапах, зверь сделал еще два-три шага, потягивая носом воздух, и сел. Батюшки, да это же росомаха! Возможно, та самая, что орудовала в заимке Луки…
«Вот и свиделись, — подумал я. — Но при каких обстоятельствах!» Вспоминая впоследствии неоднократно ночное свидание с росомахой в сибирской тайге, я всякий раз с удивлением отмечал, что никакого страха не испытывал, у меня вообще сильные переживания начинаются, так сказать, задним числом, значительно позднее.
Росомаха не шевелилась. Что творится за ее скошенным лбом? Какие у нее намерения? Быть может, разглядывая меня, росомаха силится понять, каков я буду на вкус? Росомаха по-прежнему не двигалась, буравя меня маленькими глазками.
Холодный, наглый взгляд зверя вывел меня из полуобморочного состояния. Я рассердился. Человек беспомощен, а коварная тварь, совершившая дерзкое нападение на его жилье, разгромившая и разграбившая его, сидит и ждет его гибели, чтобы устроить мерзкое пиршество. К слову, зная, что росомаха не брезгует для насыщения своей ненасытной утробушки чем угодно, я ни разу не слышал о том, что ее обвиняют в каннибализме, но кто знает, что может прийти в голову ЭТОЙ росомахе? Не исключено, что голод, беспомощное положение жертвы и любопытство побудят ее преступить грань. Набрав полную грудь воздуха, я заорал что было силы, высказав росомахе в длинном монологе, что думаю о ней и ее ближайших родственниках. Росомаху как ветром сдуло, шмыгнула в кусты и исчезла. Впрочем, надолго ли? Хитрая бестия поймет, что я беспомощен, и обязательно вернется.