Забери меня отсюда

Азарян Александр

Шли дни, похожие друга на друга, как и они втроем теперь были похожи друг на друга - он, Лика, Лана. Ели сытно, спали вольготно, ездили по тусовкам, непременно напивались, но завершающий аккорд делали дома, пока однажды Лана не исчезла. Вот так просто отошла с парнем, потом позвонила, что не придет ночевать, извинилась, сказала, что ей было хорошо с ними. Остались они с Ликой вдвоем. И заскучали...

Илью стала раздражать ее привычка запираться в туалете - теперь она это делала каждый вечер - брала с собой в туалет бокал вина, сигареты и непременный айфон. Дальше все катилось как по снежной горке - она напивалась, переписывалась с кем-то очередным, который должен был вскоре сменить Илью, хихикала, иногда про себя, иногда в разговоре. Он в это время сидел на кухне, пялился в телевизор, понимал всю бессмысленность своего существования, оттого больше пил и накачивал себя коктейлем из злобы и отвращения к себе, ненависти к Лике и снова к себе. Странным было то обстоятельство, что он никак не мог прекратить этот образ жизни; понимал хорошо, что и она была бы рада "на время пожить отдельно", однако вот так вот вдруг в голове застряла мысль, что после

него она будет счастливее, чем с ним. Вот это он совсем не хотел принимать, напротив, возмущался и постепенно стал нетерпимым к любому проявлению самостоятельности со стороны Лики. Самостоятельностью он назвал бы привычку прятаться от него в туалете; она, обученная жизнью, предчувствовала, что их связь так просто не закончится, хотя и подобного в ее жизни не было пока - как много раз падавший мордой в грязь, человек будет бояться высоты, с которой падение обещает быть болезненным, а не иметь одни лишь грязные "последствия" и пару синяков. На что она рассчитывала, Лика не знала - просто было привычным делом напиваться каждый день до отключки... Будто прятались друг от друга. И вот однажды он взорвался, как петарда - во время празднества. Они, как обычно, о чем-то говорили, затем поспорили, он вспомнил вдруг, что когда-то она что-то такое сказала ему, обвинил ее, что от них ушла Лана; она стала оправдываться, еле ворочала языком. И он ударил ее. Она упала с табурета и сильно ударилась головой о кухонный шкаф. Он подлетел к ней и стал лупить ее своими крепкими кулаками... Душа пела! С каждым ударом ему становилось легче, в голове прояснялось, мысли упорядочивались, он даже стал провидцем, зная точно, каким будет эффект от очередного удара. Вроде бы не так долго это происходило, но ему настолько полегчало, и вместе с тем так вдруг настойчиво стала биться мысль о завершающем аккорде, что, когда он напрягся из всех сил, чтобы ударить ее правильно и сломать либо шею, либо пробить череп, почувствовал взгляд отца. Поднял голову, - оказывается, он сидел на ней и заколачивал ее лицо в пол, как сваю. Где-то впотьмах стоял отец Владимир - в дверях, как будто то были врата... Илья услышал его голос - голос вкрадчивый, и со смешком:

– Не делай это один раз, иначе потом придется делать так часто, как только сможешь! Возьми ее с собой, чтобы прожить жизнь до старости. Она всегда будет при тебе, ты всегда будешь знать, с какого места можешь начать повторять меня, может быть и своего деда... Таскай ее с собой, не давай ей быть счастливой без тебя, и вы сможете дожить до того дня, когда однажды потом ты увезешь ее в лес... Потому что она не имеет права быть счастливой без тебя...

Он вскочил на ноги, направился к двери и вдруг различил в образе отца пиджак, который висел на крючке у самой двери. Затем он вспомнил будто бы голос отца и понял, что не было никакого голоса - то была просто мысль, которая поразила своей отчетливостью и рационализмом, мысль, высказанная каряво, но мысль вполне даже резонная, спасительная мысль!

Он подскочил к Лике и стал ее приводить в чувство. Потом потащил в ванную, чтобы помыть лицо, посадил ее и пустил душ. Она пришла в себя... А он стал ласковым, извинялся, наблюдал, как постепенно уродуют ее лицо гематомы.

Он обещал ей, что пока она будет поправляться, он ее каждый день станет угощать хорошим вином; ей не надо искать работу, не надо работать. Он станет заботиться о ней. Лика только поинтересовалась, когда сообразительность вернулась к ней, за что он ее так?

– Ты хотела уйти от меня?
– ответил он вопросом.

Она расплакалась и призналась, что ей скучно стало, и еще, что она начала его бояться, потому что в глазах его появилось "такое нехорошее что-то". Он даже посмотрел на себя в зеркало ванной, и ему тоже не понравились его глаза. Он обещал ей исправиться...

День этот они закончили как и все предыдущие. Даже любовью получилось заняться. А под утро, когда он проснулся, ее не было в квартире. И снова услышал он голос отца - у самого уха; тихий голос произнес слова:

– Не переживай, она никому ничего не скажет, никуда не заявит. Прокутит деньги, которые стащила, и вернется к тебе. Она уже никуда от тебя не денется.

Ему стало радостно и спокойно. Будто он впервые за последние годы получил то, к чему так стремился - понимание себя! Уже не надо было бегать от себя, придумывать себя другого. Он стоял напротив того, кому сопротивляться не мог. И чтобы не погибнуть, между ними должна будет стоять Лика. Пока будет Лика, не пострадают ни дети, ни Лариса. Как он стоял перед Ликой, которая не могла противиться вечному стремлению быть пьяной и в нем одном видела гарантированный и быстрый способ удовлетворения, так же он стоял перед отцом своим, который знал его лучше, предвидел наверняка будущее своего сына, ни в коем случае не поторапливал собятия. Должно быть, сам когда-то поторопился и прожил жизнь в спешке, не в силах противостоять этому странному подкожному зуду, чем-то напоминающему тихий любовный экстаз с ожидаемым взрывом счастья и ликования!.. Оно будет, оно случится, когда по весне однажды они поедут в лес - далеко в лес; поедут втроем - он, Лика и Вова... И вернется из леса он один, так и теша себя мыслью, что отец Вова существовал только в его воображении, и не остался вместе с Ликой в одной яме.

Он проснулся от такого жуткого сна, как от толчка в бок. Мысли путались и руки сами набрали номер отца. Вероятно, Илье надо было убедиться, что сон остался позади.

– Это ты?
– спросил он отца.

– Это я, - спокойно отвечал тот.
– Завязывай, Илюша, так и до белочки недалеко.

– Да, хорошо, - отвечал Илья и вдруг добавил, - спасибо.

И сам не понял, за что благодарил...

************************

Сергей любил хвастать своим домом, рассказывая, как строил; несколько раз мог отметить то обстоятельство,

что архитектор под его диктовку чертил расположение комнат, что вначале было решение построить типовой дом, но потом, как-то случайно зайдя в гости к своему приятелю, он был удивлен искренне, насколько хорошо и удобно располагались комнаты, как легко было перемещаться по дому, что даже потолки - их высота - здесь были продуманы и рассчитаны с учетом особенностей человеческой психики. Ларисе - жене Ильи - все нравилось, она подолгу замирала в каждой комнате, трогала руками мебель, стены; по лестнице нарочно прошлась несколько раз, чтобы почувствовать объем жилого помещения, чтобы разыгралась фантазия и сильно захотелось самой жить в таком доме, или хотя бы на лето с детьми уезжать, или хотя бы иметь эту возможность уезжать, наконец, чтобы просто был такой дом, в который можно было бы уехать по желанию, по сезону, по погоде... Илья был рядом, плелся за ними - за Сергеем и Ларисой...

Слышны были голоса детей - они о чем-то разговаривали на первом этаже. Вначале смотрели фильмы, а потом затеяли разговор с пасынком Сергея от нынешней спутницы его жизни. Еще его немного раздражали попытки Ларисы взять в "адвокаты" Сергея и настоять на воплощении идеи о строительстве. Она это делала с тупостью, с которой многие женщины любят поучать мужей, делая это с менторским тоном, или апеллируя к здравому смыслу, дескать, как бы тебя, дурака, надоумить, что жить хорошо - это значит жить как все богатые живут. Если можешь построить дом и все вокруг озабочены строительством, почему надо отказываться от того, что позволили себе даже олигархи? Жить в хорошей квартире удобнее, но иметь свой дом престижно; в конце концов, не ради же себя живем, а ради памяти о себе, ради мнения о себе! А к дому и к тишине, после городской сутолоки и необходимости общаться с "простолюдьем", с быдлом, привыкнуть не сложно. Быть хозяйкой большого помещения и иметь возможность нанимать уборщиц, - разве не об этом не смела она даже мечтать?! Вот и приходилось сейчас Илье метать на нее быстрые взгляды, намекая, чтобы она умерила пыл, а Сергею отшучиваться, лишь только предупреждая, что дома строятся не разом и в короткий срок, а по-разному и в разные сроки.

– -Всё, пошли вниз угощаться!
– решил Сергей закончить брехню Ларисы, да и она успокоилась, даже взяла за руку Илью, улыбнулась ему, давая понять, что разыграла эту сценку просто от удовольствия, что снова живет с мужем.

Он вернулся домой и вот уже больше месяца жил спокойный, ровный как хорошо обструганная доска. Она ничего от него не требовала, ни о чем не спрашивала, когда он уходил, а он взял в привычку сам говорить, когда вернется. В основном был занят делами, постоянно, как молитву, читал про себя заклинание, чтобы имел силы послать Лику подальше, когда она позвонит. Он не представлял, как это делается, он не убеждал себя, что иначе нельзя. Он надеялся, что она не позвонит и не предложит ему встретиться. А должно было произойти так, как учит современный кинематограф, когда она говорит, что соскучилась, а он отвечает, что тоже думал о ней. Или же он чувствует, что ей плохо, встречает ее и останавливает о попытки самоубийства. Наконец, могло быть и так, что узнает о ее скоропостижной смерти. Вот в этом месте становилось скучно и невероятно, поскольку он точно знал, что она пьет каждый день и потеряла счет времени, что скоро допьется до истерики и, вероятно, станет ему названивать. Вот так думать было приятно, после таких дум становилось на душе легче, веселее... Испытывал ли он влечение к ней? Нет. К ним обеим - к Лане и к Лике, даже в большей степени к Лане, - да. Что же таким зудом мучило его, что мог он отрешиться от реальности и висеть в пространстве своих фантазий, калейдоскопа мыслей, иной раз доводящих до исступления. Выпить не было желания, но как-то же надо было противостоять набегающим волнам тоски! Он не о ней тосковал, не о прошлом. Он просто тосковал, как иные психопаты в патологии своей способны испытывать совершенно необъяснимые переживания, которые одним словом вполне верно будет назвать тоской. За тоской следовало что-то похожее на страх, затем начиналась внутренняя паника. Надо было куда-то бежать... Он не сомневался, что во всем этом виновата Лика, а за это время понял, что даже если она исчезнет с лица земли, он не перестанет... паниковать, беситься. С ним что-то было не так, в таком состоянии хорошо было бы обратиться к психотерапевту, но и это вряд ли. Проходить множество сеансов он не собирался, потому что не считал себя больным, а достать антидепрессанты какие, или еще что, что принимают в таких случаях, он не был намерен, отлично помня тех, кто потом не мог соскочить с колес, так и не справившись с болезненными состояниями. Вообще, казалось ему, что надо одну какую-то мысль решить, что-то понять для себя... А еще успокаивала нынешняя жизнь и осторожность Ларисы. Будто с ней кто-то поговорил и написал инструкцию, как с ним обращаться, чтобы снова не смылся...

– Съездим за границу, отдохнем, погуляем?
– спросил он Ларису тихо, когда Сергей отвлекся на разговор по телефону.

Лариса вспыхнула, посмотрела на него с недоверием. Да он и сам показался себе ненормальным. Однако же знал наверняка, что выдержит эту поездку. И вообще, он должен быть очень благодарен Лике, после которой стал таким домашним... И дела идут в гору, за что стоит благодарить Вову. Правильно говорят, что любить надо своих врагов!..

– А куда поедем?
– спросила Лариса быстро, как будто он мог успеть изменить свои намерения.

– Не знаю, Лара, сама выбери. Ты знаешь, если бы можно было душу снять с себя, как рубашку, и выстирать, я бы это сделал сейчас... Выстирать в чистой воде!

Да что же это с ним происходит! Он не собирался говорить такое, а получалось именно так, как никогда раньше не могло быть. Нормальный Илья, прежде чем что-то сказать, успевал несколько раз продумать реакцию на свои слова, а теперь он слышал себя со стороны и не мог остановиться. Да и влечение к Ларисе стало возвращаться...

– Давай на море поедем, куда там можно, во Францию, в Испанию? Или в вечные Турцию, Египет ?
– заулыбалась она.