Забери меня отсюда
Шрифт:
Когда пришла в этот раз, - сразу после больницы, - мать открыла дверь, всмотрелась в дочь, отвернулась и ушла в комнату. Недовольство на лице было ее основным выражением - основным проявлением личности. Марина всегда и всем была недовольна, даже когда еще не могла достойно называться алкоголичкой; эту манеру самовыражения она почерпнула от своей матери, от бабки, потому что с раннего детства, еще с деревенской жизни поняла, что только таким образом можно принуждать мужика априори чувствовать себя виноватым, только так можно было запросто диктовать свои претензии, чтобы благодарить скупо, когда мужик лез из кожи и, повинуясь основному инстинкту, что-то такое совершал с нею... Поначалу то были пацаны, потом, в жизни городской, много пацанов. Они лихо крутила парнями, взрослыми мужиками, работала на фабрике, с лотка продавала "китай"; были у нее даже оборотные деньги, были поставщики и было много денег, настолько, что умудрилась из общаги переехать в однокомнатную квартиру.
В квартире стоял затхлый запах, что было всегда, сколько себя помнила Лика. Запах сигаретного дыма вперемешку а перегаром и создавали тот "аромат", от колотого скоро очень начинало ломить в висках, если вовремя самой не "принять на грудь". Глядя на мать, Лика поняла, что пьет она давно, а что деньги кончились, - в этом не оставалось сомнения, когда на столе она увидела бутылку дешевого пойла. Тут же, при этой бутылке, упершись локтями в стол, восседал здоровенный, но худой, спившийся, но, скорее всего жилистый, мужик с мордой редкостного подонка. Именно таких мать Лики выбирала всегда, от грубой силы приходила в восторг, и потом, ей нужны были сильные самцы, а не просто бухари-собеседники. Таких кобелей она могла принять за раз хоть целый взвод, был бы только этот взвод, потому что в своей похоти была ненасытной, как больная булимией может быть ненасытной в еде...
– Ты Машка?
– спросил мужик.
– А ты кто?
– отвечала Лика.
– Я Федор! Хм, а вот скажи мне, Машка, ты чего мать не навещаешь совсем?.. Ей ведь внимание нужно!
Лика делала вид, что не обращает на него внимания, даже принялась убирать со стола лишнее, хотела пойти на кухню... Мать остановила ее, спросила, принесла ли выпить? Из объемной, вместительной сумки Лика достала две бутылки водки, немного закуски... Этому обрадовался Федор, он встал, принял все в свои руки, тут и Марина всерьез отнеслась к состоянию стола, даже решилась убраться немного...
Одним словом, Лика вписалась в попойку быстро, естественно, умело... Надо было поскорее заткнуть ноющую боль в сердце, надо было остановить мыслительный процесс в голове, казалось даже, что было лучше просто сдохнуть, лишь бы прекратить это коловращение жизни!
...Илья и подумать не мог, что из больницы Лика поедет к матери. Она исчезла, он прождал ее целый вечер, потом звонил тем подругам, которых знал. Для всех она пропала, телефон был вне зоны, по справочной больницы сказали, что она выписана, когда он приехал в больницу, подтвердили, что выписана - молодая женщина говорила с ухмылкой, заглядывая в его глаза как будто исподтишка, воровато, так что стоило ему чуть задержаться на ней, она тут же отворачивалась. Это, наверное, и взбесило его. Почему-то он скоро перестал думать плохо и волноваться - понял вдруг, что она просто так ушла в запой, забурилась у кого-то и пропадет теперь на неделю,
Пропала она на две недели - ровно настолько, пока не кончились деньги на ее карточке. Эта троица, которая скоро обросла компанией пришлых, пропила солидную сумму. Само собой пришла идея использовать Илью. Мамина дочь рассказала про их отношения, - сказала все, что знала про Илью, еще прибавила, что он очень богат, что коронован в тюрьме, на что алкаш Федор высказал крайние сомнения; так или иначе решили раскрутить ухажера и несостоявшегося отца.
– ...Илюша, миленький, меня мама со своим мужиком приковали к паровому отоплению, не дают уйти... Нужны им деньги, понимаешь?! Сумма небольшая...
– плакала она в трубку.
– Они разрешили включить трубку и позвонить. Они отобрали у меня карточку и пропили ее всю, теперь отпустят, если я откуплюсь, понимаешь?! Я влипла по самые помидоры!
– Да нет у тебя никаких помидоров!
– автоматически и вслух отметил Илья, сам того не замечая, что завелся не на шутку, что готов убивать и грызть глотки каждому, кто обижает его Лику.
Сумму выкупа Лика назвала. Он снял со счета деньги и поехал по адресу.
...Дверь долго не открывали, даже после третьего звонка тишина за дверью продолжала держаться, как звон в его ушах, как продолжало биться учащенно его сердце. Вскоре он услышал шаги, которые зазвучали откуда-то из глубины квартиры; понимал, даже представлял, как человек, прижавшись к глазку, наблюдает за ним. Потом был слышен шепот, да не одного человека. То были женские голоса, как ему показалось. А мужчина шептать не мог, потому срывался на бас.
Дверь открылась. Сразу пахнуло в нос тем отвратительным смрадом, который царит в квартирах алкоголиков. За дверью пряталась, будто даже стесняясь своей внешности, судя по всему, мать Лики. Эта женщина все еще была стройной, даже грудь сохранила свои формы, и даже лицо, если дать женщине выспаться, протрезветь и отмыться, могло иметь презентабельный вид; с ней можно было бы сходить в театр, не разрешая только улыбаться и говорить вслух свои мысли - судя по манере говорить, практически не раскрывая рот, по сдержанности голоса, у нее не оставалась здоровых передних зубов, и голос легко срывался с хриплого на басистый, каким он становится у старых алкоголичек. Впрочем, спустя пару минут Илья сообразил, что только в полумраке прихожей она имела человеческий вид; как только зашли под освещение комнаты, она превратилась в монстра; и платье на ней было настолько старым и заляпанным, что можно было бы предположить, что сюда на посиделки зашла бомжиха. В следующую минуту он смотрел на Лику. Она имела вид изнуренного человека, она разыгрывала из себя мученицу, смотрела на него жалостливо, хоть и с явной театральностью, как если бы все тут играли в какую-то пошлую игру, готовясь к групповому сексу.
– Вот, мы тут ее удерживаем, пока ты за нее не заплатишь выкуп! Пока не женишься на ней! Знаешь, если платят выкуп, то женятся!
– пьяно заговорил верзила и поднялся во весь рост.
Конечно, это был Федор и он оказался выше Илья на голову, шире в плечах. Еще Илья заметил, насколько огромными были у него руки. Он знал такие руки. Знал, что из такой клешни надо поскорее выскользнуть, поскольку эти люди часто не соизмеряют свою силу с прочностью чужого скелета, а потому в пожатии могут разломать косточки ладони. Эту клешню тянул к Илье Федор, намереваясь поздороваться за руку. Илья сделал вид, что не заметил жеста, отвернулся к Лике.
– Ну что, принес деньги?
– спросила мать Лики.
– Да, - Илья вытащил из кармана куртки пачку денег, положил на стол.
Мать Лики тут же схватила деньги и ушла в другую комнату. Лика легко освободила руку, которую якобы привязали к радиатору парового отопления, встала на ноги, подошла к нему и обняла. От нее пахло отвратительно!
– Мы пойдем.., - в голосе Ильи зазвучал страх, он сам этому удивился...
Вообще, после отсидки, его интуиция настолько обострилась, что он мог бы работать ясновидящим. Вот только он не пробовал это делать в отношении других людей, - только про себя чувствовал вперед, причем очень точно. Даже когда вел машину, уже не удивлялся, что видел наперед другую машину за слепым поворотом, знал точно, как поступит другой водитель и потому избегал острых моментов при движении. Вот сейчас, например, он почувствовал, что вся глупость, несуразица момента, этой сцены, для него могут закончиться очень нехорошо - плохо, очень плохо, настолько, что дальше жизнь не просматривалась вовсе. Он взволновался сильнее, чем мог представить, сердце его забилось так, что будь он постарше, не будь таким крепким и здоровым молодым человеком, это сердце хватил бы инфаркт.
Он прижимал к себе податливое тело Лики и отступал к выходу. Вот тут все и закрутилось, завертелось. Федор сразу перекрыл ему путь, потребовал:
– Ты, падла. Сейчас свалишь и к ментам?!! Нет, сука, ты выпьешь с нами!
– Налей ему стакан!
– потребовала мать Лики .
– Вот тот большой, ну да, чашку.
Среди мусора на столе, грязи в форме тарелок и остатков еды Илья тоже заметил чашку. В нее Федор налил из бутылки с отсутствующей этикеткой прозрачной жидкости по самый верх, сказал: