Заблуждения толпы
Шрифт:
Людовик скончался в сентябре 1715 года, оставив Францию банкротом из-за недавней Войны за испанское наследство. Лоу предполагал учредить крупный государственный банк, но с 1716 года регент соглашался только на создание «Banque Generale Privee» [72], частной фирмы, как следует из названия, со штаб-квартирой в доме Лоу, новоиспеченного французского гражданина.
В ту пору всего пять государств – Швеция, Генуя, Венеция, Нидерланды и Англия – выпускали бумажные банкноты, которые не использовались при повседневных мелких транзакциях, поэтому французы отнеслись к банкнотам нового банка с подозрением169. Лоу немедленно потребовал, чтобы банкноты конвертировались один к одному в золото и / или серебро, находящиеся в обращении на момент учреждения банка. Поскольку Франция,
Поскольку номинальная стоимость банкнот гарантировалась, эти бумаги наряду с услугами банка Лоу просто не могли не привлечь внимания. Как Лоу и предсказывал, рост объемов бумажных денег оживил экономику королевства.
Далее Лоу нацелился на «Компанию Миссисипи». Учрежденная в 1684 году, она позже получила монопольное право на торговлю с французской Америкой через слияния с другими компаниями, но настолько скверно проявила себя на рынке использования этого права, что ее руководитель Антуан Кроза вернул право короне в 1717 году. Репутация Лоу, укрепленная успехами «Banque Generale Privee», сулила спасение финансам страны за счет выкупа громадного долга короны через «Компанию Миссисипи». В ходе этой операции Лоу существенно приумножил свое и без того ошеломляющее состояние, добытое в играх, посредством спекуляций акциями компании.
Чтобы это могло случиться, он вынудил корону расширить монополию на торговлю с Китаем, Ост-Индией и так называемыми Южными морями, то есть всеми морскими просторами к югу от экватора, даже несмотря на то, что почти все важнейшие торговые пути находились под контролем Англии, Испании и Португалии171. Тот неудобный факт, что «монополия» компании на торговлю с Новым Светом ничего не стоила, отнюдь не лишал новые финансовые схемы Лоу их блеска.
Компания приобрела огромный долг короны, в основном в форме billets d’etat (государственных облигаций) на руках граждан; доходность облигаций составляла 4 процента. Ввиду ослабленного финансового положения королевства облигации торговались с большими скидками относительно номинальной стоимости; Лоу пообещал, что сумеет повысить цену до номинала, и корона сочла это предложение неотразимым. В декабре 1718 года успехи Лоу позволили ему преобразовать свой «Banque Generale Privee» в национальный банк, «Banque Royale», который стал завершающим звеном бумажной цепочки: новый банк выпускал банкноты для оплаты паев «Компании Миссисипи», а та приобретала облигации и тем самым гасила военные долги короны. Еще сильнее сбивало с толку то обстоятельство, что акции компании можно было купить напрямую за облигации; раз облигации – это долги, их обмен на акции тоже улучшал состояние финансов короны172.
Авторитет Лоу позволил развязать войну против серебряной монеты, которую он считал экономической обузой для страны. Монет откровенно не хватало, зато бумаги имелось предостаточно. Правительство ранее разрешило производить налоговые платежи в банкнотах частного банка Лоу, а в начале 1719 года «Banque Royale» открыл отделения в крупнейших французских городах, причем операции с серебром на сумму свыше шестисот ливров проводились исключительно в банкнотах банка или в золоте (оплата серебром запрещалась). К концу 1719 года банк скупил большую часть облигаций; исчезновение государственного долга еще больше воодушевило нацию.
По мере роста в цене акций «Компании Миссисипи» банк печатал новые банкноты, удовлетворяя спрос на акции, и это повышало цену акций, провоцируя дальнейший выпуск банкнот. Вскоре возник первый в истории хорошо задокументированный общенациональный фондовый пузырь. Вину за безудержную монетарную экспансию несет не только Лоу, хорошо понимавший природу инфляционной спирали; сказалось и влияние регента, который, будучи в восторге от достижений, пренебрегал возможными
Современная компания работает с так называемым «постоянным капиталом»; по сути, это затейливый способ объяснить, что, если ей нужен миллиард долларов на конкретный проект, большая часть средств будет получена от продажи акций, а если прогноз расходов точен, проект рано или поздно будет завершен.
Но с акциями «Компании Миссисипи» дело обстояло иначе. Акции продавались не сразу за полную стоимость, а по подписке – в данном случае за наличные с 10-процентной премией. Чтобы приобрести акцию, покупателю требовалось уплатить ту самую 10-процентную премию и внести первый из двадцати ежемесячных взносов по 5 процентов каждый; то есть сразу платилось всего 15 процентов от стоимости акции. Механизм взносов представлял собой раннюю форму кредитного плеча, он одновременно увеличивал как прибыли, так и убытки: если цена возрастала на 15 процентов, стоимость первоначального авансового платежа инвестора удваивалась, а если цена падала на те же 15 процентов, инвестор разорялся. В общем, данный механизм можно трактовать как прапрадедушку маржинального долга – причину многих последующих финансовых крахов, особенно в 1929 году173.
Чтобы удовлетворить спрос на акции компании, банк Лоу выпускал их все больше; Чарльз Маккей174 так описывает последствия:
«На покупку пятидесяти тысяч новых акций было подано по меньшей мере триста тысяч заявлений, и дом Лоу на улице Кенкампуа с утра до ночи осаждали страждущие просители. Так как было невозможно угодить всем, прошло несколько недель, прежде чем был составлен список новых удачливых держателей капитала; за это время царивший в обществе ажиотаж превратился в безумие. Герцоги, маркизы, графы и их герцогини, маркизы и графини каждый день часами ждали результатов у дома господина Лоу. Наконец, дабы избежать толкотни среди толпы простолюдинов, тысячами заполонивших все близлежащие улицы, они сняли меблированные комнаты в прилегающих домах и теперь могли постоянно находиться рядом с заветным домом, откуда новый Плутос [73] разбрасывал сокровища» [74].
Люди на улицах говорили лишь об акциях, и почти каждый аристократ, которому посчастливилось завладеть акциями, был занят их покупкой и продажей. Арендная плата на улице Кенкампуа выросла в пятнадцать раз.
Утомленный вниманием толпы, Лоу переселился в более просторную резиденцию на Вандомской площади, но очень быстро и там стало тесно (вдобавок разгневался канцлер, чей дворец тоже находился на этой площади). Тогда Лоу переехал в особняк Суассон, где имелся достаточно большой сад, и там установили несколько сотен шатров; счастливый владелец особняка сдавал их в аренду по цене пятьсот ливров в месяц.
Маккей писал, что «пэры, чье звание было бы оскорблено, заставь их регент ждать приема полчаса, были готовы шесть часов ожидать возможности встретиться с мсье Лоу»175. Некая дама изящно воспользовалась знаменитой галантностью Лоу, заставив кучера опрокинуть карету на глазах у шотландца, который предсказуемо поспешил на помощь; позднее она призналась в уловке и так позабавила Лоу, что он вручил ей акции. Чопорный Маккей упомянул еще один эпизод, который заставит читателя «краснеть или улыбаться в зависимости от того, насколько он стеснителен», но описания не приводит, целомудренно отсылая к письму герцогини Орлеанской:
«Лоу настолько востребован, что не знает покоя ни днем, ни ночью. Герцогиня поцеловала ему руку на глазах у всех; уж если герцогини целуют ему руки, какие части тела удостаиваются приветствия других дам?»176
Сторонние наблюдатели подтверждали мрачные свидетельства Маккея. В сентябре 1719 года служащий британского посольства докладывал в Лондон, что «улица де Кенкампуа, местная Иксчендж-элли [75], с раннего утра до поздней ночи заполнена принцами и принцессами, герцогами и пэрами, герцогинями и т. д., одним словом, всем, что есть во Франции великого. Они продают поместья и закладные, чтобы купить акции Миссисипи».