Забытый - Москва
Шрифт:
– Я сам хотел.
– Тебе город стеречь. Подними по тревоге ополчение ремесленников. К вечеру чтобы с луками расселись по берегу вдоль всего города. На стрелку тоже сотни две посади.
– Это ладно, это все сделаю. А вот ты... Зачем тебе с конями возиться, переправлять? На конях до Оки, а там так, скорее получится.
– Не просекаешь?
– Честно скажу, Михалыч, - нет.
– Ушкуйников может быть либо чуть, так, побаловаться - сотня, полторы. Тода их надо тихо в заводь ту пропустить ночевать, а ночью окружить и всех перебить.
– Всех?!! Ты что, Михалыч, побойся Бога!
–
– Христианские души как-никак...
Дмитрий даже не стал плеваться, как обычно, а только головой покачал, да стукнул кулаком по колену:
– Всех, Василич, всех. Тогда другие задумаются, может, хоть чуть. Ты воевода или поп, чтобы о душах их заботиться? Ох, смотрю я на вас, здешних... Что в Москве, что тут. Как до дела доходит, так сразу - "души христианские", "тоже люди", "не ведают, что творят", "пожалеть"... Нельзя так! Воюешь - так воюй! По-настоящему, до конца! А если жалко - иди в монастырь. И нечего тут обсуждать - все! Но ушкуйников может быть и много. Тогда придется просто пугать, а не испугаются - драпать. Вот когда без коней не обойтись.
– Это как же?..
– Ну подплывет к заводи той сотня ушкуев. Что будешь делать?
– Ну-у... сотня... Такого не бывало.
– Ну полсотни.
– Тоже вряд ли... Хотя...
– Ну сорок! Даже тридцать. Ведь сотней не окружишь. Но напугать можно. Отскочат, высаживаться побоятся. Дальше пойдут.
– А мы им и у города погрозим! Они на Низ и свалятся!
– Нну! Ты сам мне все и объяснил. Давай, действуй. А я за Оку.
* * *
– Князь, ты на ушкуйников? Я с тобой!
– Гриш, тебе делать нечего?
– Есть. Но ты ушкуйников не знаешь. Это ребята те еще, даже тебя зашибить могут. Я с тобой.
– А ты откуда их знаешь?
– Долго рассказывать. Но раз говорю, значит, знаю. Не спорь, возьми.
– Да я не спорю. Как у нас с разведчиками-то?
– Семнадцатую партию отправил. Этих за Волгу.
– Сколько теперь за Волгой?
– Пять. Двенадцать с этой стороны и там пять.
– Идут из леса-то?
– Идут. И все гуще. Ну еще бы! Какой хрещеный разбойничать станет, если нормально жить можно. Да еще нехристей щипать! А тут тебе... Ровно в сказке! И детишки пристроены, и дом, и двор... Моя Дашка - не поверишь плачет от радости и за тебя каждый день молится. А уж мужичкам каково тое занятие по душе! Против нехристей-то.
– Хм! Ну ладно (перед Бобром как-то некстати вызывающе нарисовался профиль Гришкиной жены), нам долго говорить некогда. Со мной, так со мной. Собирайся! Через час выступаем. По дороге про ушкуйников расскажешь.
* * *
Мысочки, отделявшие заводь от реки, были низкие и голые как плешь песчаная отмель. Деревья густо толпились выше, на берегу, и никак не помогали. Пришлось с десяток срубить, стащить к воде и на верхнем мысу устроить завал, чтобы укрыть засаду.
Ждали. Все было очень похоже на Волчий Лог, и Дмитрий, озираясь и вспоминая, возбужденно посмеивался, вызывая недоумение у стрелков.
– Гриш, придут?
– Придут, куда им деться.
– А как думаешь, сколько?
– А это как ты говоришь: либо пяток-десяток, мелочь, либо большущая шайка, на целый город,
– Почему?
– С ним не страшно. Он никого не боится, здоров как верблюд, силен и удачлив. Три года назад навел тут шороху! До Нижнего, правда, не дошел, а то не знаю, что бы с городом стало. У Юрьевца завернул в Унжу и там где-то лесами попер на Вятку и дальше, ушел за горы, по Оби, говорят, промышлял, очень далеко это. А когда возвращался, двиняне собрали войско, хотели дорогу ему перекрыть. Так он их в пух расколошматил и приволок в Новгород целехонькой всю добычу. Горы мехов, говорят, навалил на торжище и камней драгоценных. Прет ему всегда просто по-черному.
– Ну что ж, удача - девка капризная... Любит, любит, и вдруг - рраз! А?
– Уж это точно...
– Гришка тяжело вздохнул. И вдруг весь подобрался:
– А ну! Гляди! Идут!
Вдалеке из-за выступающего мыса выскользнули четыре лодки, за ними с интервалом минуты в три - еще четыре, и ходко пошли вниз, быстро приближаясь. Видно было, как слаженно, ловко взлетали и опускались в воду весла.
– И только-то?
– облегченно-разочарованно вздохнул Дмитрий, - Ну, этих-то мы...- и не договорил.
Из-за мыса вывалилась целая стая ушкуев, за ней, чуть погодя, еще, потом еще, и вскоре они запрудили всю реку, как толпа на торжище.
– Абакунович, - шепнул Гришка, - не иначе.
– Считай!
– Сейчас бесполезно, шныряют и друг друга застят. Чё считать, и так видно - набег!
– Да, и нешуточный. Хорошо хоть разведка вперед далеко ушла, разрыв есть. Если напугать не сможем, смотаться успеем. Эй, ребята, готовьсь! Не ждите. Как только в зону выстрела въедут - бейте!
Первые четыре лодки были уже близко. Они двигались по течению наискосок, явно направляясь к этой самой заводи. На носу первой стояли трое рослых молодцов, одетых небрежно, но щегольски.
Дмитрий считал сажени: еще, еще немного... "Хорошо бы, коль среди этих троих сам Абакунович оказался. Подсекли бы мы их сразу. Без него куда они осмелятся? Только если с головой он, то вряд ли..."
– Гриш, а ты Абакуновича того в лицо знаешь?
– Видал.
– Среди тех, на носу, его нет?
– Не-ет, те хлипковаты.
– Эти хлипковаты?! Он что ж, с тебя, что ли?
– Больше.
– Ни х.. себе! Ну что ж, ладно. А жаль...
Ушкуи были уже в пределах досягаемости, но стрелки почему-то медлили. "Чего ж вы телитесь?
– Бобер нервничал, но крикнуть не решался, не хотел вмешиваться не вовремя.
– Может, они все восемь сразу накрыть решили?"
Наконец шмелями загудели тетивы, и трое на носу переднего ушкуя рухнули, не издав ни звука, причем самый на вид важный получил в грудь аж четыре стрелы.
– Мать вашу!..
– закричал Гришка.
– Вы разберитесь меж собой, в кого садить!
Стрелки однако никак не отреагировали - не до того. Они начали свою смертную работу. Еще два "залпа", и головные ушкуи, все четыре, заворачиваясь носом к берегу, а более тяжелой кормой по течению вперед, безвольно заскользили вниз.