Зачарованное озеро

Бушков Александр Александрович

— Не гаральянка ли? Фамилия гаральянская, у них там как раз много на «ша». И глазищи, полное впечатление, гаральянские...

— Ага, — кивнул Тарик.

— Вот и действуй, при вперед, как пироскаф по спокойной воде. Надумал, что после ярмарки делать?

— Да вот думаю на мост Птицы Инотали ее сводить. Что посоветуешь, Фишта?

— О! — Фишта наставительно поднял указательный палец, украшенный моряцким перстнем с разлапистым якорем (он всегда тщательно следил за мелочами). — Не пропали мои уроки! От моста Птицы Инотали они тащатся, как кошки от мяун-травы¹¹, даже почище. Ага, ага... Гаральянка. В столице давно?

— Да пару дней всего.

— Еще лучше. Для нее мост — приманчивая диковинка.

Еще убойней подействует, чем на наших, столичных. Ты ей по дороге расскажи про мост позавлекательнее, можешь даже присочинить, но чтобы красиво и заманчиво. С ходу умани ее в закуток, а там уж не теряйся, только гладь поласковей да с шепоточками на ушко: мол, первый раз такую прелесть вижу, непохожую на других... Девахи ушами любят. Вешай ей вирши на уши, да побольше, да покрасивее — и будет тебе победа. Ты сходил в ту книжную лавку, что я указывал?

— Сразу из порта и пошел, — сказал Тарик. — Даже два вирша заучил. Я вот что еще думаю... Нужно пригласить ее на пляски. Сам знаешь: по всему городу в ярмарочные дни большие пляски устраивают.

— Правильно мыслишь, — одобрил Фишта. — Как мы, мореходы, говорим: должным курсом следуешь. От плясок и виршей девахи особенно млеют. Мы с Сюзани пойдем на ту плясовую, что

11

Мяун-трава — валерьяна.

иа Адмиральской, там благолепнее, драк почти не бывает. Я с ней нацелился мутить подольше, чем обычно, деваха в ночных проказах невероятно искушенная, да и поболтать с ней интересно: и знает много, и ученые слова вворачивает то и дело. А то была у меня до нее одна — страшное дело. И симпотная, и в постели сущая акробатка, но как рот откроет — хоть из дому беги. Тупенькая, как полено, а я люблю не просто пожулькаться, а с разговорами. Сюзани поговорить может, и про умное тоже... Ну, чего еще? Когда с девахой будешь распускать руки, начинай скромненько, а потом понемногу все смелее и смелее, ты и без меня уже знаешь, кой-какой школариум прошел. Глядишь, гаральяночка стройные ножки и раскинет быстренько. Тем более что... Ставлю золотой против медного гроша, она уже распечатанная. Я их по глазам узнаю, ни разу не ошибался.

— Точно? — спросил Тарик. Что греха таить, этакое заверение его обрадовало. Зная нахватанность Фишты в иных делах...

— Святое слово, чтоб мне провалиться! — Фишта сотворил знак Создателя. — Ни разочка осечек не было, верь моему опыту. Женские у нее глазищи, отпробовала уже мужского достоинства, а значит, точно знает, чего хочет... — Он присмотрелся внимательно. — Тарик, может, у тебя эти самые... возвышенные чувства? Ты не сердись, я ж ничего плохого не говорю. Вовсе даже не утверждаю, что гаральянские девахи — шлюхи по жизни. Просто-напросто запускают «тверденького бесика» пораньше, чем наши, и замуж выходят тоже на пару годочков раньше. Уж я-то знаю. Есть у меня один друган, еще с юности. Он когда-то влип в историю: затяжелела от него одна дуреха, а жениться на ней он никак не собирался, не дышал к ней настолько уж неровно. А папа у нее был суровый, половиной грузалей в порту заправлял, и ходили слухи, в потаенке не последний человек, так что запросто мог Тарда утонуть в неглыб-ком месте, где курице по колено. Вот Тарда для пущей надежности сдернул аж в Гаральян — рассудил, что уж там-то портов нету, так что гадский папа туда не дотянется. И пять лет там прожил, пока папа сам в неглыбком месте не утонул — о чем я ему отписал добросовестно, он и вернулся. Уж он-то понарассказывал в таверне о гаральянских девахах. И жену с собой привез оттудошнюю. Распечатал — и, понимаешь ли, воспылал. Ну, ничего не скажешь: и красивая, и домовитая, и от него хвостом не крутит, и глаза, как у твоей, сиреневые — в Гаральяне такие часто встречаются. К чему это я? А к тому, что он ее распечатал в тринадцать годочков, и для Гаральяна это было обычное дело. А твоя тем более — уже распечатанная, так что не теряйся... Пошли? А то умыкнет наших девах какой-нибудь прыткий бадахарец, их тут полно...

Бадахарца не

оказалось (они в эту пору дня поглощены торговлей по уши), но возле Титорши и Тами торчали двое молодых Мастеров, оба Столяры и, судя по отсутствию венчальных серег в левом ухе, холостые. Издали видно по умильным рожам и ужимкам: знакомились вовсю и похвальные словечки сыпали пригоршнями. И Сюзани, и Тами их слушали с отсутствующим видом, без улыбок, чуть отвернувшись.

— Тысяча извинений, красавицы! — жизнерадостно возопил Фишта. — Задержались немного, остановились на диковину поглазеть в балагане: двухголовый поросенок, лопни мои глаза. И мордаха такая внушительная, как все равно... — Он сделал вид, будто только сейчас заметил Мастеров (на физиономиях которых явственно проступило разочарование — враз поняли, рубанки косые¹¹, что здесь им ничего не светит). — Все равно что у этого молодого человека...

Он смотрел насмешливо, и столяры смирнехонько убрались прочь — на ярмарке не принято задираться по пустякам, Стражники зорко следят, чтобы не было ссор, а тем более драк, нарушающих благолепие, и наказания за них строже обычных. А Фишта, искушенный в словесных поединках, легонько оскорбил так, что и не придерешься. Да и крайне смешно выглядели бы те, кто затеет ссору из-за, безусловно, чужих девушек...

Тут же выяснилось, что Фишта с Титоршей направляются в ту кондитерскую лавку, которую Тарик и Тами только что покинули, — так что парочки разошлись в разные стороны.

— Интересные у тебя, выходит, знакомые, — сказала Тами и фыркнула.

— Это к чему? — спросил Тарик.

Тами засмеялась:

— Да просто твой знакомый сразу раздел меня глазами до последней ниточки, да так и не одел...

— Неужто? — с деланым изумлением сказал Тарик. — Мне всегда казалось, что человек он солидный и всякому легкомыслию чуждый...

— Так это тебе, — Тами лукаво сощурилась (Тарик начал уже привыкать к этому ее обыкновению, очень ему нравившемуся). — Ты же не девушка, а он наверняка не трубочист, чтобы так на тебя смотреть. Зато на меня очень примечательно уставился, и на проходящих... Всякая девушка такие взгляды может моментально читать и ни за что не ошибется...

Тарик весело подумал: обязательно надо будет при случае рассказать Фиште, что его якобы благолепный взгляд был раскрасавицей гаральянкой быстренько разгадан. Грузали, как уже бывало, малость посмеются. Фишта будет чуть удручен нежданным разоблачением, но ничего, переживет, глядишь, и перестанет себя считать вторым Валарисом.

А потом Тарик подумал, что только что услышанное дает повод для вполне политесных игривостей, и спросил, обозначая шутливый тон:

— Значит, ты обнаженная сейчас, коли тебя взглядом раздели?

— Для кого как, — Тами приняла дозволенную игривость и ответила в тон. — Вот ты ни разу не пытался меня взглядом раздеть, гак что для тебя я одетая, как на королевский бал! — И прищурилась. — Но на ножки ты мне смотрел, когда в первый раз встретились — и не вздумай отпираться, — и сегодня тоже! — И звонко рассмеялась. — Не смущайся, такие взгляды в мужской сущности заложены. И всякой женщине они потаенно нравятся, иначе мы бы так и носили платья до земли, как в старину. А кто он, твой раздевальщик глазами? Выглядит как мореход в отставке, только сдается мне, молод для того, чтобы в отставку выходить. Я, правда, еще совсем мало видела мореходов...

— Как-нибудь потом, при случае расскажу, — пообещал Тарик.

Надо будет сочинить что-нибудь убедительное — не годится

такую правдочку выкладывать в разговоре с политесной девчонкой, за которой взялся ухаживать всерьез. Иные знакомства тебя в глазах девчонок, безусловно, не красят...

Хорошо, что подвернулся случай отвлечься, переменить тему. И Тарик без малейшего наигрыша с искренним легоньким удивлением сказал то, что подумал:

— Странно что-то...

— Что? — Тами проследила за его взглядом и пожала плечами. — Вроде ничего странного...