Зачем богу дьявол к 2
Шрифт:
Боса и его отморозков терпели как неизбежное и не самое большое из возможных зол. Его община поставляла горючку. Топливный бизнес неизбежно сросся с бандитами, крестами, разборками между ними. Бос чувствовал себя в этой криминальной грязи, как рыба в воде. К тому же он прикрывал Село от других банд, не из человеколюбия, конечно, а как свой рынок сбыта. Бос жил при понтах, и на понтах: внешние подельники, особо не вникая в детали, переоценивали его авторитетность и влияние. Считалось, что он держит в кулаке крупную группировку и контролирует несколько поселений.
Не только от старателей сельчане знали, что происходит в других местах: по делам приходилось наведываться в разные
До появления циркачей, убийств в Селе не было. Драки, ссоры, разборки случались по множеству поводов в силу скудности и неустроенности быта, в силу разницы характеров и привычек, из-за ревности. Придурки, которых застрелил Никита, обкурившись, часто к кому-нибудь цеплялись, но получив отпор, позорно отступали. Вована считали за мазохиста: он столько раз получал по яйцам за свои шаловливые ручки, что там у него всё должно быть отбито, а он не унимался. Но откуда об этом знать Никите? Напоролись ребята на крутого и поделом. Убиенных никто не оплакивал, даже в их общине печали не было. Бос взъярился по понятной причине - это удар по его авторитету. Не зная, можно подумать! Реальная цена его авторитета - отбитые яйца Вована, и то, что спускали собак на дебилов Боса, стоило им только появиться на территории не своей общины.
И всё же убийство - новая опция в программе общественной жизни Села. В личном качестве мало кто из сельчан, прежде, чем здесь обосновался, не переступил все божьи заповеди, чтобы выжить. Тем более хорошо они понимали, что лиха беда начало.
В усадьбу пошли, чтобы проконтролировать Боса - это если сказать для того, чтобы что-то сказать. Никто не знал, как поступить. Надеялись, что пришлые струсили и уже сбежали. Это был бы самый простой и благополучный финал. Не струсили, не сбежали, стояли безоружные перед нацеленными на них винтовками. В чём они виноваты? Защищаясь, Никита был в своём праве, и упрекнуть его не в чём. Это вдруг стало ясно как божий день. А кроме того, вместе они замечательно красивая пара. Это дополнительный аргумент в их пользу, хотя никакого отношения к сути конфликта он не имеет.
Когда Николай заговорил, его воля пригвоздила всех на месте. Как это объяснить? Как об этом рассказать? Это надо почувствовать. Его слово, его воля сильнее винтовок. Что уж тут пчелы! Так, мелкая, странная подробность.
***
День Старателя раз в неделю. В Селе это выходной, почти праздник. Кто-то ждёт, не дождётся, заказанной вещицы из прошлой жизни, кто-то приходит на площадь поглазеть и себя показать, поболтать, послушать новости внешнего мира. Старатели-оптовики в торговле мелочёвкой не участвуют. Они сразу расходятся по общинам, обговаривать сделки. В основном все друг друга уже знают, новеньких принимают по рекомендации. Случаются и мимоходом залётные с прочими за компанию, но пока они на мелочёвке себя не зарекомендуют, серьёзно с ними разговаривать никто не станет. Время такое - без крайней нужды ничего не бери от человека, которого не знаешь, да и в любой время этого делать не следует.
Друзья вышли пораньше, чтобы сначала пристроить лошадей.
Николай хмуро взглянул на Петра и спросил у Никиты:
– Ты ему доверяешь?
– В разумных пределах.
– неопределённо ответил Никита и предложил: - Вы отойдите в сторонку, я им объясню, а то ведь не пойдут.
Пётр не понял о чём речь. Оказалось, о лошадях! Отошли. Пётр удивлённо спросил Николая:
– Он что у тебя, Маугли?
– Типа того.
–
– Это по-королевски!
– Пётр не ожидал подобной щедрости.
– Я бы и так...
– Так - не надо. Надо по-королевски.
– предупредил Николай.
Из дома выбежал Рыжий и бросился к Никите, что-то с ходу объясняя.
– Это мой. После вчерашнего он со мной разговаривать не хочет.
– пояснил Пётр.
– И поделом!
– не посочувствовал Николай.
– Так считаешь? Уверен?
– Да!
– Николай смотрел холодно, недружелюбно.
– Скор на выводы!
– Пётр отвёл глаза.
– Мда...
Пристроив лошадей, друзья отправились за покупками. Рано пришли. Торговая площадь пуста. Прогулялись до церкви на въезде в Село. Навстречу им выскочил тщедушный попик и начал подобострастно кланяться. Это было неожиданно и неприятно. Попик пригласил в церковь. Её построили десять лет назад вопреки мнению сельчан, которые считали, что место храму на пустыре, где по сельской памяти стоял прежний. Но церковному начальнику пустырь не понравился, или церковный начальник намоленному месту не понравился.
В церквях ни Никита, ни Николай не разбирались и остались равнодушны к скудному убранству храма. Зато попик их позабавил своей суетливостью, преувеличенной, неискренней доброжелательностью и напуганностью. В открытые церковные двери влетел до этого где-то замешкавшийся Парень. Попик вздрогнул, как от щелчка хлыстом рядом, и перекрестился.
Отец Василий, в прошлой жизни - Василиса. О себе в женском роде он не говорил, так звали его те, кто знал о его склонности брать в рот в общественных туалетах у желательно малоопрятных свежесправивших нужду мужичков. В попу Василиса давал неохотно, потому что после анального секса у него случались запоры. Туалетные радости Василиса дополнял сосанием у бомжей и пьяненьких в парках, или где придётся. В зону он попал без вины виноватый. Поиск сексуальных радостей в злачных местах как-то привёл Василису в наркоманский притон и, как следствие, он попал на заметку полиции, а в итоге - стал жертвой статистики раскрываемости.
Наслышанный об опущенных, в зоне Василиса повёл себя сдержано, хотя, на поверку оказалось, что ужасы лагерной пидорской жизни преувеличенны. В ней есть даже свои радости. К тому же, найти в зоне того, кто действительно, а не на словах, не трахается - это нужно поискать. Всё же Василиса не увлекался и благополучно числился "чушкарём". В часовенке при зоне он помогал приходящему священнику в окормлении криминальной паствы, и дружил с батюшкой сексуально.
После Серой смерти близость к церковным таинствам спасла Василису в образе отца Василия от бесчисленных превратностей нового мира. Абсолютное большинство как бы верующих Несчастной страны чрезвычайно слабо представляет себе церковную обрядность, поэтому некоторая опытность и фантазия позволяли отцу Василисе успешно нести свой новый крест. Бога, истребляющего человечество, народ хаял, но священника жалел.
Однажды Василисе не повезло встретить старого знакомого, который шантажировал его разоблачением, обирал и сексуально измывался над ним. Пролив много горьких слез, как-то в порыве безумия Василиса нечаянно несколько раз вонзил в грудь спящего мучителя нож и ушёл, куда глаза глядят. Так он оказался в Селе и при осиротевшей церкви. Воспоминания о шантажисте-мучителе не оставляли, стали навязчивыми, страх разоблачения превратил его в параноика, который видел в любой случайности ужасную для себя опасность. В том, что проклятые циркачи со своей мерзкой птицей слуги антихриста и прибыли по его душу - Василиса не сомневался.