Зачем я пошел в армию
Шрифт:
Голубь с тяжелым сердцем хмуро смотрел в иллюминатор на улетающую свободу.
– Не грусти малый, - подбадривал я его, - депортируют тебя, встанешь на учет в военкомате, а там, через годик я к тебе прилечу, замутим какую-нибудь гангсту. Жизнь наладится!
– У меня плохое предчувствие...
По прилету я, как коренной житель, без особых проблем прошел пограничный контроль. С Голубем, увидев его синий паспорт, как и предполагалось, решили побеседовать. Добравшись до дому, я подключил севший телефон и решил узнать, как у него дела.
– Че малый, можно тебя поздравить?
– Сука! Я тебе этого никогда не прощу! Меня пропустили...
Выяснилось,
– Э, - оборвал я его негодование, - взял бы свой пашапорт и по щам бы этому погранцу им надавал! Приговаривая: "Я русский оккупант! Я приехал вас стрелять-убивать!". Тогда бы тебя точно депортировали.
– Тогда бы меня точно закопали бы где-то на взлетке! Тихий, как я тебя ненавижу!
– Мог бы денег ему дать! Короче, так хотел, значит. Харэ сопли жувать! Возьми себя в руки! Ты солдат российской армии!
– Ой все!..
Голубь все же меня простил. Я же, после этого путешествия понял для себя одно: терпеть дальше весь этот идиотизм, называемый службой, у меня нет ни желания, ни сил, поэтому - надо увольняться. Для придания себе большей уверенности совершить надуманное, я сделал небольшое экономическое обоснование: так, в среднем у каждого солдата, в том числе и у меня, за год службы накапливалось более двух с половиной тысяч сверхурочных часов, называемых в народе переработкой. Для сравнения, у людей в рабочем году чуть больше двух тысяч часов. А у меня - только две с половиной тысячи переработки. То есть, за свои двадцать пять кусков, я работаю как минимум в два раза больше. Причем сверхурочные часы никак не компенсируются. Минус здоровье, минус семья, минус жизнь. В общем, убедив себя, я, однако, все никак не решался начать. Обтягивал цифрой стальные каски со штампом выпуска: "1948г.", сколачивал напольные щиты для палаток из досок разваленного спортзала, красил под дождем облупленный шлагбаум - и все ждал подходящего момента. Наконец, он настал. Случилось так, что в связи с неотложными семейными делами, у меня возникла необходимость остаться на пару недель с ребенком. Особых проблем я не видел - за месяц до этого я предупредил Императора, что мне нужно будет выйти в отпуск. Однако, после пятого написанного мною рапорта, я понял, что Император их просто выкидывает. Тогда я обратился к Машке. Замполит, внимательно меня выслушав, сказал, что армия важнее и отправил восвояси. Тут как раз мое терпение и закончилось. Написав кучу рапортов о компенсации переработки, выплате подъемного пособия, предоставлении отдыха, взамен привлечения в выходные дни к службе, я отправил эти письма счастья по почте прямо Горячему и стал ждать. Надо отметить, что все это являлось категорически запрещенным, а тех, кто поднимал подобные вопросы, предавали анафеме. Через пару дней мои отцы командиры забегали, словно тараканы по кухне от внезапно включенного света. К движению присоединился и сам Машка. Пообещав мне отпуск, он приказал мне забрать поданные рапорта. Что я и сделал. После чего по данным вопросам обратился в прокуратуру.
Военный прокурор обычно занимался всякими отчетами перед вышестоящим командованием на предмет: сколько солдат в части срется от дизентерии, сколько зафиксировано правонарушений по использованию лесополос и все в таком духе. Обращения военнослужащих только отвлекали его от работы, поэтому он для экономии времени давал стандартные отписки в стиле: уставом предусмотрено мужественно и стойко переносить все тяготы и лишения, поэтому терпи. Если же подобный ответ военнослужащего не устраивал, и он обращался в вышестоящую прокуратуру округа, тогда оттуда прокурору приходило поручение проверить самого себя. Прокурор очень ответственно подходил к этому вопросу - результат всегда оказывался один и тот же: в результате проверки себя нарушения не обнаруживались, а солдату-жалобщику доводилось до сведения, что прокурор имеет право прекратить с ним переписку. Таким образом, обращение в прокуратуру имело только один смысл - потрепать нервы командирам, так как их вызывали для дачи разных показаний и предоставления кучи отчетных документов, которые обычно никто не вел. Если же кто-то совсем уж сильно доставал прокурора, как например я, то он и вовсе обращения не рассматривал,
– Вот ты все ноешь, как тебе тут плохо. А вот переведут тебя в Россию, на Дальний Восток куда-нибудь, вот тогда и поймешь что у тебя тут служба шоколадная!
– Тварищ полковник, во-первых я только что оттуда. А во-вторых - вы меня Россией не пугайте, я не пиндос, я России не боюсь!
На мои доводы о том, что судебным расследованием установлен статус части 13666, как не относящейся к частям постоянной готовности, а командование до сих пор обманывает военнослужащих, прокурор ответил, что он считает иначе и отправил меня преодолевать трудности и лишения.
В общем, за обращение солдата в прокуратуру, его начинали несусветно гнобить и всячески стращать. Нарисовав мне выговоров за нарушение обязанностей, пользование мобильным телефоном и неприбытие на спортивный праздник, отцы-командиры решили, что на этом все закончится. Но я продолжал гнуть свою линию. Горячий, в приступе праведного гнева, влепил выговора замполиту батальона, ротному, взводнику, их замам и комоду. Но и это не помогло - я продолжал досаждать всему командному составу. Тогда пошли угрозы:
– Ты! Я тебя в миротворческую операцию не возьму!
– угрожал мне комбат.
Поначалу я решил, что он шутит. Но комбат всерьез считал это железным аргументом для человека, который решил уволиться на хрен ко всем чертям.
Император просто и незамысловато грозился меня посадить.
Потом подключился начштаба Конь:
– Ты будешь проситься обратно в армию, но мы тебя не возьмем!
Лошадь есть лошадь, что с нее взять...
Не дождавшись результатов, в битву вступил сам Машка. Подойдя ко мне после развода, он, состроив НКВДшную рожу, сурово произнес:
– Товарищ Лаврентьев! Пройдемте со мной на допрос в ФСБ!
– Ща поужинаю и пойдем!
– ответил я, - А то мне еще всю ночь в наряде дежурить.
Кстати, на счет кормежки - кормили в местной столовой неплохо, но за счет самих солдат, списывая продукты с их пайкового довольствия, причем, не спрашивая самих солдат.
После ужина Машка куда-то пропал, поэтому, к моему разочарованию, допрос не состоялся. Тем не менее, Машка просто так сдаваться не спешил. В его замполитовском уме созрел гениальный план: на всех злостных нарушителей, жалобщиков и просто тех, кто по каким-то причинам не нравился командованию составили кляузные письма с плохой характеристикой и отослали владельцам торговой сети "Шериф", начальнику приднестровской милиции, ректору государственного университета и в приднестровскую прокуратуру. Смысл этой акции ускользнул от моего примитивного солдатского разума. Могу лишь сказать, что ничего не изменилось. Разве что владелец "Шерифа" неодобрительно цокнул, когда узнал какие негодяи служат в российской армии...
Решив подлить масла в огонь, я обратился еще и в суд. На руках у меня имелся ответ Генштаба МО РФ, в котором говорилось, что часть 13666 не является частью постоянной готовности, также, в подтверждение этого, имелось решение апелляционного суда, которым установлено, что часть 13666 не является частью постоянной готовности. Все это означало только одно - военнослужащим должна компенсироваться переработка. Имея такое прикрытие, на тот момент я полагал, что без особых трудностей выиграю суд. Как говорят в таких случаях - тогда я был еще слишком молод и наивен. Тут надо отметить, что и командование части, и прокуратура, и суд - все находились в одном небольшом административном здании. И чисто случайно, все вышеназванные слуги народа ходили друг к дружке на чашечку кофе, возможно даже с коньяком. Причем поначалу эти чиновники в погонах то ли еще не совсем сдружились, то ли еще стеснялись кого-то. Но вскоре откровенно стали показывать, кто здесь хозяин, и где чье место. Как говорили злые языки, заставят отцы-командиры какого-нибудь прапора за свои деньги купить перед полевым выходом различных товаров, а он потом побежит жаловаться, допустим, президенту. Там внимательно его жалобу прочтут, и направят в генеральную прокуратуру, оттуда спустят в главную военную прокуратуру, потом по цепочке - к местному прокурору. А тот позовет Машку, судью и прапора на беседу. Придет прапор на прием, а там все в сборе. И так участливо его спросят: