Зачем я пошел в армию
Шрифт:
– Поймать и отсношать!
Первого китайца изловили быстро, поэтому били его не долго, и в щадящем режиме. За вторым, на беду последнего, пришлось побегать.
– Подвесили мы его за ноги на сосну. Он чето верещит на своем, извивается как червяк, ну мы на нем удары поотрабатывали, ножом чутка потыкали...
– Как ножом потыкали? Зачем?
– спросил Голубь, поддерживая беседу.
– Ну так, не сильно. Потом отпустили конечно... А че он наших тритонов травит?
После,
Изрядно наклюкавшись, Голубь с десантом наконец завалились спать, признав боевую ничью. Сон их оказался беспокойным, они то и дело подрывались в сортир на вызов бондюЭля...
В Иркутске мы решили попробовать копченого омуля. Голубь как обычно потягивал чужое пиво, бесконечно нахваливая его, и предлагая мне присоединиться. Я не выдержал и решил составить ему конкуренцию, за что потом сурово поплатился, получив с непривычки тяжелое отравление. Пытаясь облегчить мои страдания, Голубь попросил у проводницы таблеточек. Та лишь посоветовала меньше пить, и сказала:
– Единственное чем могу помочь - давление померить.
– И на том спасибо...
– поблагодарил я.
– Если очень плохо - можем тебя оставить на ближайшей станции.
Перспектива зависнуть в каком-то Урюпинске меня не обрадовала.
– Я лучше здесь сдохну, среди друзей...
– Купи тогда лотерейный билет, вдруг повезет!
– посоветовала проводница.
– А то нам план по продажам выполнять надо...
Голубь с охотой вступил в разговор. Проводница пожаловалась на свою нелегкую жизнь, на то, как их накалывает государство, не оплачивая переработку, на разные директивы, обязывающие проводников втюхивать пассажирам всякую хрень и прочее. Голубь сочувствующе поддакивал, и, в конце концов, купил лотерейный билет. Оставшуюся дорогу я называл его лошарой, а он меня засранцем.
Наконец мы добрались до Владика. По замыслу Голубя, у нас оставалось пятнадцать часов, чтобы отметиться в комендатуре, сгонять на остров Русский, искупаться в Японском море, поесть и взять билеты в обратную сторону. Но нашим планам не суждено было сбыться.
Погуляв по городу, мы зашли в какую-то забегаловку. Голубь набрал себе всякой нямки и сладострастно поглощал ее, явно издеваясь надо мной. Не выдержав, я решил тоже перекусить, за что снова жестоко поплатился. Мой ослабленный организм отреагировал на гамбургер как на отраву, и запустил дристомет на полную мощность. Кое-как добравшись до вокзала, я каждые полчаса исправно бегал на горшок. Голубь меня поддерживал, как мог:
– Малый, я не понял, ты че, в море купаться не пойдешь?
Ввиду моей полной нетранспортабельности, мы решили заночевать на вокзале. Заметно выделяясь среди обитавших там японцев, китайцев, узбеков и других коренных россиян, мы привлекли внимание полицейских. Пристав к Голубю с проверкой документов, прапор недоуменно рассматривал его синий паспорт. Дело в том, что у миротворцев, как и у представителей
– А у тебя что?
– Срачка...
– устало ответил я.
– Документы покажи свои!
Я достал из широких штанин обычный загранник, красного цвета. Не пожелав сдавать его на хранение в части, я ни разу не пожалел об этом. Полиционер с кислой мордой посмотрел на него и спросил:
– А российский паспорт у тебя есть?
Я молча продемонстрировал ему золотистый герб и надпись "Российская Федерация".
– Мля, че ты умничаешь. Другой паспорт, с места жительства есть?
– Есть...
И я предъявил внутренний паспорт, которым пользовался в Приднестровье. Будучи слегка консервативным, я сохранил первый свой документ, выданный на бланке Госзнака, отпечатанном еще в 1975 году. На главной странице моего паспорта красовался герб с серпом, молотом и четырьмя золотоыми гордыми буквами: "СССР". Прапор, увидев это чудо, впал в полный ступор.
– Я вас щас в комендатуру отведу!
– Мужик, мы только оттуда!
– Голубь ткнул полиционеру отпускной билет с отметкой.
– Оставь нас в покое!
Прапор, поняв, что ему тут ничего не перепадет, нехотя отвалил, но следить за нами не перестал.
– Малый, - обратился я к Голубю, - че ты не сказал ему, что последние деньги на лотерейный билет истратил, он бы сразу отсношался от нас...
– Слышь, засранец, идем на морвокзал, а то этот прапор меня напрягает.
Морвокзал находился в пятистах метрах. По дороге у меня начались конвульсии, и я со стоном присел на брусчатку.
– Че, опять?
– участливо поинтересовался Голубь.
– Братан, кажется, я щас ласты склею...
– Зачем?
– спросил Голубь.
Увидев, однако, что мне и вправду хреново, всерьез обеспокоился:
– Э, потерпи пару часов, потом на поезд сядем, там можешь подыхать. А то мне щас с твоим трупом возиться ни фига не по приколу!