Зачет по тварезнанию
Шрифт:
— А вы? — хватило Торнсену наглости поинтересоваться.
У кого он ее набрался, спрашивается? Мне кажется, это разлагающее влияние бабы Тои.
— Если вас так вдохновляет мой нынешний парфюм, могу рубашку вам оставить, — предложила я. — Будете нюхать перед едой в качестве аперитивчика.
— И то, что под рубашкой, тоже, — невозмутимо заявил парень, поднимая с земли рюкзак и отряхивая его.
Я вправила упавшую челюсть.
— У меня хорошо с бытовыми заклинаниями. У вас резерв на щите поиздержался, а у меня полнехонек
Невинный такой взгляд. Будто ни-ни, речь только о первой помощи пострадавшей от косорылова энуреза одежде.
…Только на дне голубых глаз мерцали искры насмешки. На фоне безумных сполохов темного огня в самой глубине.
— Отвернитесь, — велела я, не уточняя дальнейшую судьбу рубашки, штанов и белья.
На секунду, всего на секунду, на губах студента мелькнула саркастическая улыбочка.
Да, я помню, что «что ты там не видел». Но у нас по регламенту одно шоу в день. Вчера я показывала. Сегодня — ты.
Лимит исчерпан.
Я ожидала подколов. Однако свершилось чудо, и парень действительно просто отвернулся.
Я, морщась от вони, быстро достала из своего рюкзака смену одежды и скрылась за деревьями. Мало ли: сейчас он отвернулся, а через минуту передумает.
— А зачем мы косорыла ловили? — задал неожиданный вопрос Торнсен.
— Ну… как? — не поняла я. — Живой косорыл. Такая оказия. Я, например, в жизни никогда раньше косорыла в руках не держала.
Послышалось нервное фырканье и комментарий парня:
— Еще вопрос, кто кого держал.
— Да он в меня с перепуга вцепился.
— Косорыл?! С перепуга?
Я вспомнила, с каким выражением на лице Кейрат мчался ко мне. И как на его пальцах перекатывались искры готовых сорваться файерболов.
…И вспомнила, как в темноте алой нитью вспыхивает контур спинных пластин готового к нападению косорыла. Если порежешься о такую пластину, разрядишь резерв в ноль. А если дождь, то даже резаться не нужно. И даже касаться. Просто оказаться рядом. Например, провалиться в косорылью нору.
А когти у косорыла… нет, не ядовитые, как у мечеклыка. Но после выкапывания нор тварь их не моет, само собой. Потому царапины заживают тяжело, болезненно, иногда вызывая нарывы, а иногда приводя к смерти от трясучки*.
…и укусы тоже.
Я никогда раньше не держала в руках косорыла. И никто его не держал. Дураков-то нет.
— Говоришь, резерв у тебя полный? — спросила я у Торнсена. Он же как раз попал рукой в пластину.
— Полный, полный… — пробурчал он.
— Интере-есно… — протянула я, обтирая живот смоченной из фляги рубашкой. Чистой ее частью.
— Интересно ей. Я чуть рассудка не лишился от страха.
— Подумаешь. Было бы что терять, — не удержалась я. — А бедная тварюшка аж… описалась.
— Вы анализ мочи еще у нее возьмите!
— А это идея! — я замерла, с сожалением глядя на оттертую уже кожу.
Быстро подняла с земли сброшенные штаны, натянула
— Доставай стазисную пробирку и экстрагируй, — протянула я ему вещи.
Он пару раз стукнулся лбом о ствол дерева.
— Это была шутка! — пояснил он тоном для слабоумных.
— В каждой шутке, если постараться, можно найти здравое зерно.
Он скривился:
— Вы, видимо, очень, очень старались.
— У вас же была возможность отказаться от экспедиции? — напомнила я.
Да, альтернативой был вылет из Академии, но ведь чисто формально — была? Была.
Он кивнул.
— А чем отличается боевая практика от исследовательской, представляете?
— На боевой мы тварей бьем, а на исследовательской — берем… — он завис, уставившись мне в район груди.
И тут я вспомнила, что не стала доставать под рубашку второй корсет, потому что накануне его не постирала. А жилет набросить забыла. Тонкий батист рубашки обрисовывал бугорки сосков. И просвечивал ареолы, кажется.
Я сложила руки на груди. Если хорошенько сделать вид, что ничего не произошло, то ничего не произошло.
Взгляд Торнсена сполз ниже, к штанам, похоже, выискивая следы белья под ними.
У кого-то, кажется, совесть вконец заклинило!
… Или в конец.
— …у них анализы, — закончила я за него. — Торнсен: пробирка, экстрагирование, моча, косорыл… — я пощелкала пальцами у него перед глазами и носом, выводя из заторможенного состояния.
* Трясучка — местный аналог столбняка. (Прим. ред)
28. Лайна. Приобретая новый опыт.
По-быстрому перетащив расстеленный на земле платочек с едой подальше от места экстрагирования, я порезала испеченный с вечера хлеб и отмоченный кусок солонины. Сало, как и все хорошее, закончилось быстро. Сыр еще быстрее. Всё же запасы еды носили скорее резервный, чем плановый характер.
Те, которые планировала я.
Торнсен же позаботился о провизии в большем объеме, захватив хорошо хранящиеся, но совсем не такие вкусные продукты.
— Кей, не знаю как у вас, а у нас уже всё готово, — сообщила я.
У меня же резерв нуждается в восстановлении. Нервы, опять же, в лечении. Желудок в наполнении. И, сложив первый бутерброд, я впилась зубами ему в бок. Вот вы, наверное, думаете, что солонина со вчерашним хлебом — это невкусно? А пройдите-ка с рюкзачком по лесу несколько часов и погоняйтесь за косорылом — он чистой амброзией покажется.
Увы, к завершению первого бутерброда у нас с солониной и хлебом появился сосед. Ничто не стимулирует человека к работе, как обед, который могут съесть за тебя. Мне сложно было составить Торнсену конкуренцию. У парня с косой саженью везде рот тоже должен быть немаленьким. Нужно же это всё как-то… прокормить? Так что не успела я и печально вздохнуть, как от солонины не осталось ни рожек, ни ножек.