Заговор генералов
Шрифт:
Вот оно что! Заговор генералов! Всех!.. Заранее сговорились! Объединились! Согласовали ответы! Ишь сыплют: «совесть, долг, родина, свобода, преданность и любовь к России»!.. Знает он цену этим словам! Ригу отдали Вильгельму из любви к родине?.. А теперь открывают немцам дорогу на Питер тоже «во имя свободы и спасения России»?.. О, как они ему ненавистны!.. Знает, кто он для них: «фигляр», «балерина», «штафирка», «психопат»!.. И вправду станешь психопатом! Ох, тяжкий крест власти… А надобно тащить, как на Голгофу…
И вдруг подумал: а зачем?
Тряхнул головой, сбрасывая дурман: «Ну, нет! Вкусивший славы!..» Он любовник революции. Избранник судьбы. Так угодно было провидению. Умрет, но не отступится!..
Словно бы поддержкой в эту минуту поступила телеграмма от главнокомандующего Кавказским фронтом генерала Пржевальского: «Я остаюсь верным Временному правительству и считаю в данное время всякий раскол в армии и принятие ею участия в гражданской войне гибельными для отечества».
Нашелся один… Но зато все остальные… А под их началом огромное количество войск: десятки и десятки дивизий, миллионы вооруженных солдат… Что он сможет противопоставить им, если двинут они все вослед конному корпусу?.. Куда ни кинь…
Пошли уже сообщения с «театра»: дивизии Корнилова сосредотачиваются вблизи Луги; через станцию Оредеж проследовало девять новых поездов с войсками, в головном — железнодорожный батальон; авангард мятежников — у деревни Семрино, что в сорока пяти верстах от столицы; саперы разрушают баррикады, возведенные поперек полотна, восстанавливают пути; какие-то части подходят по Северо-Западной железной дороге; еще какие-то — по Московско-Виндаво-Рыбинской; кавалерийские полки выгружаются в Вырице, в пятидесяти девяти верстах от Питера, чтобы идти по шоссе…
Снова заявились Дутов и Караулов. Теперь они уже не просили, а нагло требовали пропуска в Ставку.
— Никаких пропусков! — закусил удила министр-председатель. — Корнилов назвал меня и других членов Временного правительства немецкими агентами, поэтому никаких переговоров!
Следом пожаловал Милюков. Любезно предложил свое посредничество: может-де выехать в Могилев, чтобы убедить главковерха пойти на уступки; может, и не покидая Питера, оказать содействие — переговорить с Лавром Георгиевичем по аппарату Юза.
— Нет и нет!
Министр иностранных дел и он же член «Совета Пяти», Терещенко передал декларацию, врученную дуайеном дипломатического корпуса:
«Представители союзных держав собрались под председательством сэра Джорджа Бьюкенена для обсуждения положения, создавшегося в связи с конфликтом между Временным правительством и генералом Корниловым. В сознании своего долга оставаться на своем посту для оказания, в случае надобности, защиты своим соотечественникам, они вместе с тем считают своей важнейшей задачей необходимое поддержание единства всех
Демарш послов заставлял призадуматься.
Керенский созвал совещание — бывших министров и новых членов «Совета Пяти». Почувствовал полнейший разброд в умах:
— Положение безысходно, через несколько часов корниловские войска будут уже в Питере!..
— Только что позвонили из Луги: гарнизон сдался мятежникам, выдал все оружие! Казаки из Луги направляются к станции Тосно! Два эшелона прорвались из Нарвы и сейчас в полуверсте от Гатчины!
— Они уже на станции Антропшино! Это в тридцати верстах!..
— Кровопролитие в Петрограде неизбежно!..
— Что же делать? — Александр Федорович обвел глазами собравшихся. Министры были похожи на черных улиток, готовых юркнуть в свои скорлупки-убежища.
— Может быть, Александр Федорович, вам следует уступить кресло министра-председателя генералу Алексееву? — подал предложение Кошкин, один из кадетских вождей, вчера еще выдвигавшийся Керенским в «Совет Пяти», срочно вызванный из первопрестольной, а теперь, оказывается, подготовивший вот какую мину.
— Против генерала Алексеева Лавр Георгиевич не пойдет — и, таким образом, конфликт будет исчерпан. Как вы полагаете, господа?
Уже и не к нему, председательствующему, обращается!..
Адъютант, наклонившись, шепотом доложил, что прибыли представители от созданного в Смольном какого-то Народного комитета борьбы с контрреволюцией.
Керенский приостановил заседание:
— Одну минутку, господа!
Вышел в соседнюю комнату. Лица малознакомые и вовсе незнакомые. Но чувствуется в них твердость:
— Социалистические партии уступать Петроград генералу Корнилову не намерены. Против генерала поднялись все части гарнизона, все заводы и фабрики, весь пролетариат. На помощь идут моряки Кронштадта.
Один — угрюмый, злой — добавил:
— Говорю от имени партии большевиков: все, как один, будем бороться против Корнилова. Но не в поддержку Временного правительства.
Потом разберемся, в чью поддержку. Главное… Керенский вернулся в Малахитовый зал:
— Я остаюсь на своем посту, господа. Мое решение окончательное.
Савинков был весьма обескуражен тем, что не оказался в числе «Совета Пяти». Тем более что в первом, вчерашнем списке, составленном самим Керенским, он фигурировал.
Но ночью, узнав фамилии претендентов, делегаты от ВЦИК, представлявшие партию эсеров, рьяно выступили против кандидатуры Бориса Викторовича: не смогли простить, что он окончательно отмежевался от «своих». Министр-председатель поспешил согласиться. Хитер!.. Может статься, сам все и подстроил… Остальные-то члены Директории — тьфу, пешки.